Шрифт:
– Наверное. Я желаю тебе большой удачи, Луиджи. Прощай, – отвернулась она.
– Никогда не говори человеку «прощай». Звучит как-то грустно.
Нике улыбнулась. Обняв картину, она пошла своей дорогой. А Луиджи укатил на тесты новой подвески1.
Девушка зашла в дом. Она позвонила в квартиру соседки, и ей открыла синьора Мария.
– Как всегда? – спросила она.
– Нет, хуже, чем всегда. Сегодня я потеряла не только ключи, но и… да что скрывать, видимо, последнюю надежду на продажу картины.
Донья Мария выдала ей запасной комплект.
– Ты ещё молода, все у тебя впереди. Но надо быть внимательнее, Нике. Вечно ты всё теряешь.
Нике пошла к себе. Не успела она открыть дверь, как оттуда вылезла большая кошачья морда. «Здравствуй, милый Феликс», – сказала она коту, подняла и прижала его пушистое тельце. Толстый, здоровый, очень мохнатый, он блаженно замурчал и схватился за плечо хозяйки. Нике его обожала. Феликс нежно прижался к ней всем телом. Он тоже её обожал. Нике поставила картину, села на диван и посадила кота на колени. Тот развалился на спине, положив передние лапы себе на пузо. Девушка грустно осмотрелась вокруг и легла. Феликс перебрался к ней на живот и, свернувшись калачиком, засопел.
У Нике начиналась мигрень. Невезение и неудачи полностью лишали её сил. Ничего не получалось, несчастья сыпались на голову, слишком откровенно, и она уже готова была сдаться.
Ей вспомнился Альберто. Они вместе учились в художественном колледже. Его родители были художниками, что служило главной причиной его поступления, но в то же время мешало ему реализовать себя полностью. Он рос дерганным, нервным и вспыльчивым, шугался людей, в общем, жил в мире, созданном рисунками.
Из-за застенчивости Альберто преподаватели его не жаловали, студенты не замечали, и Нике бы, наверное, тоже не заметила, если бы он не вытащил её из закрытой аудитории посреди ночи. Альберто был толстоват, поэтому то, как он залезал через окно, а потом тащил на себе заплаканную Нике, она не забыла бы никогда и была ему очень признательна.
Конец ознакомительного фрагмента.