– Неплохо, – говорит Мори, – но тебя нужно сделать реалистичнее.

Они идут в проулок, огибающий станцию сзади. Мори находит банку с кофе, поливает ею ветровку и штаны. Уно морщится. Мори хлопает его по плечу.

– Это лишь начало, – говорит он.

На обочине – куча мусора. В ней есть все, что нужно Мори. Грим для лица получается из шины выброшенного велосипеда. Лицо и шея замазывается маслом с велосипедной цепи.

– Теперь волосы, – рассуждает Мори. – Выглядят так, как будто их только что вымыли.

– Их действительно только что вымыли, – печально говорит Уно. – Я мою волосы каждое утро.

Каждое утро! Вот какие пошли в этом городе молодые люди. Ужас какие брезгливые, помешанные на микробах и запахах. Неудивительно, что падает уровень рождаемости.

Последний необходимый Мори предмет лежит под останками старой коробки из-под ланча – пластиковая бутылка соевого соуса, еще наполовину полная. Он поднимает ее и выжимает маленькое озерцо соуса в волосы Уно, втирая его, как пригоршней парикмахер втирает кондиционер.

– Неплохо, – говорит он, отступая на шаг полюбоваться своей работой. – Мне бы, пожалуй, в кино работать этим… Как их?

– Вы имеете в виду гримеров, – говорит Уно. Лицо у него в полосах грязи, волосы спутаны и взъерошены.

Мори кивает. Ни один гример не сделал бы лучше, учитывая обстоятельства. Теперь можно давать команду «мотор».

В десять минут седьмого Мори прислоняется к стойке для еды в двухстах метрах от входа в тоннель. С его места прекрасно видны окрестности картонного города. Дом Дзиро прямо напротив, хотя самого Дзиро дома нет. Вместо этого там, скрутившись в маленьком дверном проеме и недобро озирая проходящие толпы, поудобнее устраивается гость. Мори поглощает пельмени с осьминогом, просматривает спортивную газету, иногда поглядывает на вход в тоннель. На полу перед ним – пакет с одеждой Уно. Под одеждой Уно – красная дорожная сумка с логотипом «Японских авиалиний».

Насколько Мори видно, вокруг все выглядит совершенно нормально. По тоннелю шагают толпы покупателей. Обитатели картонного городка сидят на берегу, не погружаясь в непрестанный поток, текущий вокруг. Иногда люди останавливаются у входа в тоннель – но только для того, чтобы зажечь сигарету, или взглянуть на карту, или повернуться и пойти обратно. Никаких признаков миссис Миура, никаких признаков полицейских.

Уно встает и потягивается, руки над головой. Это сигнал, означающий, что пока все спокойно. Через несколько секунд вновь садится и скрючивается в дверном проеме. Уно выглядит правдоподобно. Но это неудивительно. Большинство людей выглядели бы на его месте правдоподобно. В наши дни разница между большинством людей и обитателями картонного города – не толще листа бумаги. Несколько неудач – потеря работы, развал семьи, неуплата процентов по кредиту, – и ты оказываешься тут. Были времена, бездомными становились калеки-ветераны, сумасшедшие, спившиеся алкаши. Теперь не так. Видно по лицам – обычным лицам, на которых шок и стыд от того, что с ними происходит.

Мори ждет, отхлебывая кофе. В другом конце тоннеля появляется группа уличных музыкантов. Они становятся в кружок, начинают хлопать в ладоши и бренчать на гитарах. Один прислоняет к стене плакат: «Христианский альянс в поддержку хоумлесс». Английское слово «бездомный» написано в фонетической транскрипции. Иностранное слово – и все звучит иначе, безличнее. Один музыкант кладет на землю шляпу, чтобы люди бросали туда деньги. Никто не бросает. Люди проходят мимо, притворяясь, что не видят. Потому что видеть, действительно видеть – это было бы чересчур страшно.

Уно снова встает и потягивается: все чисто. И тут Мори видит ее. Она идет со стороны большого универмага на углу. На миссис Миура – оливковый плащ и замшевые коричневые полуботинки. Проходит перед носом у Мори не более чем в десяти ярдах и быстро направляется ко входу в тоннель. В последний раз, когда Мори видел эту женщину, она стояла вверх ногами в алькове своей приемной, играя роль вазы для цветов. Сейчас она выглядит оживленной, решительной. Сложная женщина, думает Мори, допивая кофе.

Миссис Миура занимает позицию на полпути между Уно и входом в тоннель. Она стоит, прислонившись спиной к стене, вероятно, погрузившись в раздумья. Для человека, который приехал встретиться с опасным убийцей, она выглядит чрезвычайно спокойной. Выбранное ею место немного необычно – не совсем на входе в тоннель, где ее было бы легче всего найти, а чуть в стороне. Уно встает, потягивается, на этот раз поднимая руки над головой дважды. Это сигнал о том, что все нормально, и Мори может немедленно приступать.

Мори тщательно изучает сцену, старается найти в ней сюжет. Тот скрыт где-то внутри, так и просится наружу. Мори чувствует это по напряженной фигуре миссис Миура. Она не смотрит по сторонам и не пытается опознать человека, которого пришла встретить. На самом деле, она вообще не двигается. Почему? Ответ: потому, что ей четко указали, где стоять. Мори поворачивается, озирается, потом переводит взгляд в другую сторону. Ни следа чего бы то ни было подозрительного – только непрерывный поток лиц, голосов, ног, все движется той же дорогой, все исчезает в тоннеле. Он заказывает еще порцию пельменей с осьминогом, ждет еще пять минут, жует, наблюдает. По-прежнему ничего. Миссис Миура стоит как влитая. Уно сидит на корточках на пороге своего нового дома, готовый наблюдать за контактом.