– Ясно, – говорит Мори, осторожно опускаясь на старинный стул. – Ну и как она?

– Прекрасно. Мы вместе ездили играть в гольф прошлой осенью. Золотой Берег. Ну, знаете, в Австралии.

Мори вежливо хмыкает. Он думает: в отличие от детективного бизнеса, репетиторские агентства в гораздо меньшей степени подвержены рецессии. Родителям всегда хочется, чтобы их дети учились лучше других, поступили в лучшие колледжи, оттуда – в лучшие университеты, затем в лучшие компании, и могли себе позволить потратить на репетитора больше других.

Подходит официант с полным подносом липких кремовых штуковин. Кимико Ито подцепляет одну крохотной вилочкой. Официант сует поднос Мори. Чувствуя тошноту, Мори закрывает глаза и «убивает молчанием», пока официант поднос не уносит.

– Каковы ваши условия? – спрашивает она, щелчком ногтя сбивая со штуковины глазированную вишенку.

– Смотря какая у вас проблема, – отвечает Мори, втискивая короткий толстый палец в ручку кофейной чашки.

– А если что-то сложное, например – возможное убийство?

Мори улыбается, отчего его лицо несколько побаливает.

– Убийства стоят дорого.

– Деньги нужны, чтобы их тратить, – отвечает она, улыбаясь в ответ.

Особенно чужие деньги, думает Мори. Дзюнко Хаяси замечательно живет на репетиторские деньги. Мама-сан с Гиндзы, скорее всего, живет на порядоклучше. И Мори вскоре узнает, чем же этот порядок исчисляется – бюджетом японского правительства.

Покойник, объясняет Кимико Ито, был высшим чиновником Министерства здравоохранения, ее давним и очень близким другом. А также, догадывается Мори, мажоритарным акционером ночного клуба на Гиндзе. И, со всей вероятностью, спонсором роскошной квартиры в центре Токио, дачи на Гавайях или в другом похожем месте, меховых шубок, членства в гольф-клубе, шоппинга в Милане и других насущных потребностей женщины, сидящей напротив. Должно быть, его смерть стала большой потерей.

Она продолжает рассказывать.

Macao Миура, сёгун всех чиновников Министерства здравоохранения, был в одном шаге от должности вице-премьера. Честолюбивый, преданный работе, он имел огромную власть и влияние. С самого дня поступления на юридический факультет Токийского университета его взращивали как одного из лучших и умнейших, прочили в верховные властители Японии. И вот она, цель – стоит руку протянуть. Как вдруг он внезапно умирает. Пресса подает его смерть как кароси – чрезмерное переутомление, сгорел на работе. В наши суровые времена такое случается постоянно. Да вот только за несколько дней до смерти Миура поведал своей драгоценной во всех смыслах любовнице, что за ним кто-то следит, и велел ей быть начеку, если заметит что-нибудь подозрительное.

– И вы что-нибудь заметили? – спрашивает Мори. Кимико Ито качает элегантно причесанной головой.

– Почему же вы так уверены, что это убийство?

– Он не страдал от стресса. Он был в отличной форме. Мы только что вернулись с Бали, с конференции ЮНЕСКО по проблемам старения. И потом, вскрытие…

Мори подается вперед, старинный стул тревожно скрипит.

– Что – вскрытие?

– Не было вскрытия, – отвечает Кимико Ито. – Жена отказалась, хотя вскрытие необходимо, чтоб получить полную компенсацию по кароси.

– Правда? Вы хорошо осведомлены о деталях.

– Он мне сам объяснил. Он редактировал этот закон у меня в квартире.

Мори делает паузу и шумно отхлебывает кофе.

– Вы подозреваете жену в мошенничестве со страховкой?

Ровно выщипанные полумесяцы бровей над глазами Кимико едва заметно воздеваются.

– Как вы догадались?

– Это нетрудно, – говорит Мори.

– Как ты догадался? – спрашивает Мори пару часов спустя.

– Это нетрудно, – говорит Сима. – Была бы эта Ито на месте жены, она бы сделала то же самое.

– Откуда ты можешь знать? – возражает Мори. – Я хочу сказать – ты ведь ее даже не видел.

– Мне и не надо, – улыбается Сима. – Я знаю психологию женщин, торгующих телом. Кто лучше живет за счет мужчин, тот и больше их презирает. Две стороны одной монеты.

– Довольно-таки циничные взгляды у вас, детектив Сима.

Сима охотно и радостно кивает – это комплимент. Штатный философ полицейского участка Ёёги. Из всех полицейских здесь он один не считает, будто Мори мешает его работе. Остальные видят в Мори нарушителя деликатных взаимовыгодных отношений между правоохранителями и правоохраняемыми.

Они сидят у прилавка лапшевни прямо на тротуаре за станцией Синдзюку. Дождь барабанит по полиэтиленовому тенту – одновременно крыше и стенкам. Над котлом клубится пар. Хозяин, седой старик в грязном напузнике, сыплет специи в сплетения лапши. Его лавчонка тут явно нарушает все постановления городских властей уже лет тридцать.

– Жена – первая, кого можно заподозрить, – говорит Мори. – Но, может быть, это и ошибка. Может, и слежка ему померещилась из-за стресса. Мания преследования и все такое.