— Мама!

— Витя, Витенька! — Она зажала рот рукой, сдерживая глухие стоны боли и радости от того, что вновь смогла взглянуть в глаза своего ребёнка, — Сын, теперь всё будет хорошо, я обещаю!

Витя попробовал пошевелиться и у него немного вышло, одно радует — абсолютным овощем он не стал. Руки были по самые плечи в гипсе, и шея, и голова тоже, ребра болели так, будто их разможжило в кашу. А вот ног он не чувствовал, совсем.

Через пару секунд в палату вбежала толпа медицинских работников, они начали Витьку ощупывать, прощупывать, светить в глаза какими-то фонариками, изучать показания на мониторчиках, которыми было увешано всё вокруг, и тараторить на перебой на каком-то иностранном языке, похоже, это был немецкий. Через двадцать минут бурной полемики, толпа рассосалась, остался лишь один врач, он отвёл маму Витьки в сторону и тихо, на ломанном русском что-то втирал ей, она же внимательно слушала и время от времени тревожно поглядывала на сына.

Пока люди занимались своим делом, Витя восстановил свои последние воспоминания в памяти и теперь в его сознании воскрес образ Женьки в то роковое утро, испуганные голубые глаза, полные слёз, душераздирающий крик и в следующий миг он попытался лишить её жизни, ну и себя заодно.

Врач покинул палату и мать вернулась поближе к Вите, смотрела и не верила глазам, столько раз представляла, как наконец откроет глаза и скажет заветное "мама", но чуда всё не происходило и отчаяние грызло душу и сердце болело, словно сжимали его железными тисками. Не происходило, до сегодняшнего дня.

— Мама, а где Женя, она жива, в порядке? — Говорил он с большим трудом ещё, но ему необходимо было знать!

На мамином лице пролегла тень, она немного нахмурилась и ответила:

— Жива твоя Женя, что ей сделается, — с обидой проговорила она, — Повезло, в отличие от тебя, отделалась сломанной рукой, переломом рёбер, небольшим сотрясением, синяками да ушибами.

А у Витьки вместе с пульсом в голове стучало лишь одно слово "Жива! Жива! Жива!"

— Слава Богу, — выдохнул он.

— Да, она забыла пристегнуться и вылетела от удара через боковую дверь, ближайший сугроб смягчил падение.

— А со мной что? Ходить буду? — Спросил он и приготовился услышать любую правду.

— Конечно будешь! — Воскликнула она напряжённо, — Даже думать по-другому не смей!

И потом затараторила на одном дыхании, успокаивая больше наверно, себя, чем Витьку:

— Семь дней назад мы привезли тебя сюда, в эту клинику в Берлине, она самая лучшая, Витька… Тут такие доктора! Они людей с того света возвращают, тут нам обязательно помогут, ты будешь ходить! Господи, да ты бегать быстрее всех будешь!

— Я не чувствую ног, — Витя прервал поток маминой бурной речи.

Она присела, опустила глаза, глубоко вздохнула и продолжила, только уже менее оптимистично:

— Доктор Фасбер сказал, что небольшая чувствительность сохранилась, травмы спины и ног оказались глубокими и очень серьёзными, и потребуется ещё несколько операций для удачного исхода, а потом следует длительная реабилитация. И они не дают стопроцентной гарантии, что это поможет.

В конце своей речи она совсем сникла, повесила голову, её плечи устало ссутулились — она из всех сил сдерживала себя, чтобы вновь не зарыдать. Витька понимал это, а ещё он заметил огромные темные круги под глазами, залегшую глубокую морщинку на лбу, серый тон лица — и это его мама? Женщина всегда цветущая, дивной красоты, несмотря на возраст, всегда пышащая здоровьем и оптимизмом. Какой же он идиот, урод моральный, его минутная вспышка ярости стоила другим людям таких страданий? Дорогим людям, которых он все ещё любит, всем сердцем, несмотря ни на что. Он не заслужил пощады от судьбы, тем более полного исцеления, и умом понимал, что скорее шансов нет никаких. Но, матери он сказал следующие слова:

— Мам, всё будет хорошо! Мы с тобой ещё на лыжах вместе кататься будем. Мы не успели побывать во Франции, говорят, там отличные склоны и дивные пейзажи.

Она громко всхлипнула, припала лбом к его холодной руке и тихо заплакала. Мужики ведь не плачут, да? Но, у Витьки, именно в этот момент, как никогда в жизни, и без того истерзанное медицинскими приборами горло жгло адским пламенем, боль просилась наружу, но… Мужики не плачут…

Позже Витя забылся долгим, тревожным сном от обилия лекарств, которые ему бесконечным потоком вливали в кровь.

******

Нина Светлова в который раз уже за день накрапывала валериану себе в чай. За эти дни она тоже выплакала себе все глаза, от нервов осталось одно название после ужасной трагедии, которая произошла с детьми. Считала ли она свою дочь виноватой? Определенно нет, хотя она знала наверняка, Женька истязала себя моральными муками тоже, будто физической боли ей было мало. Мама Виктора клещами выудила из Жени правду о причине аварии, произошедшей с ними в то утро и конечно, считала её виноватой в случившемся. Да, Витя пострадал сильно, но и Женьку нельзя винить, это просто несчастный случай, а она девчонка молодая и неопытная, которая совершила глупость, ну, а кто по молодости не совершает ошибок?

Нина подошла к комнате дочери, аккуратно постучала и спросила:

— Женечка, ты чайок будешь?

После пятисекундной паузы последовал ответ:

— Спасибо, я не хочу!

Ну вот, опять "не хочу", одно сплошное "не хочу". Ест по три зёрнышка, и так худышка, скоро вообще одни глаза останутся. Мама ещё немного потопталась у порога комнаты и пошла за очередной порцией валерианки.

Всё чего хотелось сейчас Жене — это рисовать, это занятие всегда успокаивало её, стирало из разума ненужные мысли, погружало в мир творчества, где не было проблем и драм, только одно сплошное эстетическое удовольствие и желание делать! Но и это сейчас ей было не по силам. Правая рука была серьезно сломана и восстанавливаться будет очень долго, а болеть может всю жизнь, — так доктор сказал. Открытый перелом — это вам не шутки! А Женя не чувствовала этой боли, больше всего болела душа и где-то там в районе сердца, от того, что в этой аварии оборвалась жизнь её ребенка. Пусть совсем крохотного, нерожденного и нежданного, но судьба ведь за что-то им подарила такое счастье, а потом отняла. Она тогда по своей неопытности, не могла понять, что с ней происходит. Списывала всё на нервы и неблагоприятные окружающие обстоятельства, а теперь она всё поняла, что к чему. Если бы она только знала, если бы знала… Ведь она могла всё спасти, никогда в жизни больше к алкоголю не притронусь, — подумала Женька. А ещё разрывало на части от того, как хотелось узнать, что с Виктором? Что с ней будет, если он не выкарабкается? Продолжает ли она любить его? Ей самой было трудно ответить на эти вопросы. В любом случае она не прощает ему того, что он пытался лишить себя жизни и её за одно. Это чудовищно, он не Господь Бог, чтобы решать кому жить, а кому умирать. Да и он, никогда уже не простит её ошибку.