– выявлены основные параметры проекта «гражданского общества» в социал-демократической интерпретации, а также основные элементы и условия его функционирования;

– исследован национальный компонент социал-демократической модернизационной модели, позволявший структурировать своеобразную схему преодоления кризиса межэтнических отношений в России;

– обоснована историческая правомерность использования термина «демократический социализм» применительно к концептуальным наработкам меньшевиков 1918–1920-х гг.;

– определены факторы формирования концепции демократического социализма и прослежена ее эволюция в теоретическом наследии российской социал-демократической мысли;

– выявлен особый альтернативный тип политического сознания, базировавшийся на сочетании западных демократических ценностей и российской ментальности, а также основанный на революционном опыте интеллигенции второй половины XIX – начала ХХ в.

Практическая значимость исследования определяется тем, что выявлено содержание и эволюция взглядов российских социал-демократов (меньшевиков) в 1917–1922 гг., а также проанализированы основные течения меньшевизма. Сконструированная социал-демократическая модель общественно-политического и социально-экономического переустройства может быть предложена в качестве политического макета современным партиям социал-демократической направленности, а также в рамках реализации на государственном уровне предложенного варианта демократического социализма.

Историографию российской социал-демократии конца 1917 – начала 1920-х гг. можно разделить на два крупных периода: советский, охватывавший 1917–1980-е годы, и современный, включающий два подэтапа: переходный (конец 1980-х – начало 1990-х гг.) и новейший (постсоветский). Следует отметить, что на сегодняшний день существуют обширные историографические очерки, посвященные истории меньшевизма 30 . Именно поэтому представляется целесообразным освещение отдельных ключевых работ по изучаемой проблеме.

Советская историография постреволюционного меньшевизма может быть рассмотрена с точки зрения сочетания ряда критериев: во-первых, определения места и роли исторической науки в советском обществе, а также идеологической ситуации в стране, накладывавшей существенный отпечаток и на историческую науку в целом; во-вторых, сопряжения идеологии и научного знания. Советская историографическая традиция начала складываться параллельно с формированием большевистского режима. Историческая наука являлась неотъемлемой частью советской политической системы. Специфической чертой советской историографии была ориентация на марксистско-ленинскую теорию как на единственно верную методологическую парадигму. Первым историографом меньшевизма является В. И. Ленин, по меткому выражению С. В. Тютюкина, ставший «летописцем» меньшевизма 31 . Первый этап историографии получил название «ленинского». Кроме того, это обусловливалось формулировкой ряда концептуальных выводов, положенных в основу критики небольшевистских партий и организаций. В их числе: подчеркивание преемственности большевизма и марксизма; признание закономерности октябрьских событий 1917 г.; складывание триады, прочно вошедшей в советскую историческую науку: небольшевизм – немарксизм – контрреволюция. Поэтому история РСДРП изучалась только в контексте борьбы с меньшевиками большевиков. В. И. Ленин рассматривал меньшевиков не как внутрипартийную фракцию, а как реформистски и оппортунистически настроенную партию 32 . В работе «Детская болезнь “левизны” в коммунизме», написанной В. И. Лениным в 1920 г., изменился подход к освещению истории РСДРП. Ленин утверждал, что меньшевики уже в 1903–1905 гг. представляли собой мелкобуржуазное демократическое течение. Он называл их соучастниками бандитизма, предателями 33 . Естественно, что подобные оценки были поддержаны первыми советскими учеными и политиками. Среди них следует назвать: А. В. Луначарского, А. С. Бубнова, В. В. Воровского, И. Вардина, Г. Е. Зиновьева и др. 34 Большинство работ носило публицистический характер. Историки ленинского этапа пользовались достаточно широким кругом источников, многие из которых стали доступны современным исследователям только в конце 1980-х гг. Данное обстоятельство наложило определенный отпечаток на складывавшуюся историографическую традицию. Именно поэтому можно говорить не только о следовании советских историков марксистско-ленинской догме, но и об элементах новизны в их работах. В 1920-е гг. было опубликовано несколько десятков брошюр о меньшевиках. Они издавались не случайно, а в связи с судом над эсерами (1922 г.) и решением XII Партконференции (1922 г.) «Об антисоветских партиях и течениях». Многие оценки легли в основу советской историографии, задав ей тем самым вектор развития.

В 1922 г. Главлит дал указание, содержавшее запрет на распространение в России вышедших на Западе книг, статей и воспоминаний оказавшихся там деятелей небольшевистских партий. А в 1926 г. Отдел печати ЦК РКП(б) постановил ограничить ввоз из-за границы произведений меньшевиков, анархистов и эсеров. Однако в сборнике «Наши противники» были напечатаны отрывки из книг Ю. О. Мартова, П. Б. Аксельрода, Ф. И. Дана, Ф. А. Череванина и других представителей меньшевизма.

Кроме того, в 1920-е гг. стали издаваться первые документальные сборники по истории Февральской и Октябрьской революций 35 ; наряду с прокоммунистическими изданиями выходил журнал «Каторга и ссылка», где печатались виднейшие представители отечественной социал-демократии: Б. Н. Николаевский, И. А. Теодорович, Л. Г. Дейч и др. Историки-профессионалы (М. И. Покровский, В. И. Невский, Э. Б. Генкина и др.) пытались применять исторические методы исследования в оценках меньшевизма 36 . Важной особенностью историографии 1920-х гг., как отмечалось выше, являлся определенный плюрализм мнений и подходов 37 . Авторы пытались оценить меньшевизм и особенно деятельность Ю. О. Мартова с двух сторон. В частности, подчеркивалась приверженность российских социал-демократов «мелкобуржуазному социализму», но в то же время не отрицалась преданность социалистическим идеалам. А. Мартынов, в прошлом меньшевик, в предисловии к работе Ю. О. Мартова «Записки социал-демократа» подчеркнул, что лидер меньшевиков страдал «основным грехом меньшевизма»: мягкой линией в тактике и отрицательным отношением к революционной диктатуре 38 . Вместе с тем для большевистских авторов прежде всего был характерен конъюктурный политический, а не исторический подход, когда позиция отдельных представителей меньшевизма проецировалась на всю предшествующую и настоящую историю этой партии. Работы данных авторов носили в массе своей фрагментарный характер.

Так, А. В. Луначарский в работе «К характеристике Октябрьской революции» утверждал, что меньшевики представляли собой мелко-буржуазную партию, «подкрасившуюся» сознательно или бессознательно марксизмом и шедшую к рабочим для того, чтобы использовать их в духе буржуазной революции 39 . Более того, он обвинял меньшевиков в отсутствии веры во внутренний потенциал пролетариата и готовность России к социалистической революции. По мнению А. В. Луначарского, эволюционная доктрина меньшевиков была направлена на поддержание буржуазной, а не рабочей революции. Поэтому автор называл их «агентами буржуазии», заинтересованными в победе мелкобуржузных сил. Тем не менее следует отметить, что А. В. Луначарский опирался при написании работы не только на статьи и речи В. И. Ленина, но и цитировал лидеров меньшевизма – Г. В. Плеханова и Ф. И. Дана. Данное обстоятельство свидетельствовало о достаточно широком круге источников, к которому апеллировали первые советские историки.

И. Вардин также утверждал, что усилия меньшевиков в 1917 г. были направлены на утверждение единовластия буржуазии 40 . П. Лепешинский, в свою очередь, также отмечал, что меньшевики в 1917 г. «докатились до роли контрреволюционного фактора в прямом смысле этого слова» 41 .

Таким образом, несмотря на тот факт, что авторы 1920-х гг. основывались на достаточно широкой источниковой базе, в их трудах превалировали черты догматизма. Советские историки доказывали закономерность прихода большевиков к власти и стремились дискредитировать своих политических оппонентов. Исследователи не освещали вопросов поиска меньшевиками путей выхода из экономического и политического кризисов. История послеоктябрьского меньшевизма рассматривалась фрагментарно. Политическая гибель меньшевизма оценивалась как закономерный итог всей предшествующей деятельности.

На рубеже 1920–1930-х гг. ситуация в советской исторической науке начинает меняться в связи со свертыванием фронта исторических исследований. Сокращение изданий по историко-партийной тематике было обусловлено необходимостью установления идеологического единообразия в оценках исторических событий и их участников 42 . Основное внимание исследователи уделяли тактике большевиков по отношению к небольшевистским партиям, а не анализу их политических и социально-экономических проектов переустройства России. Ученые в значительной степени занимались подбором фактов для подтверждения положений данного издания в духе требований вышедшего постановления ЦК ВКП(б) 43 . Естественно, что при таком подходе к истории меньшевизма не существовало никакой возможности увидеть рациональное и конструктивное в их проектах.