Позеленев от страха и забившись в угол кареты, Жозефина судорожно вцепилась в руку Ипполита Шарля:

– Что им от меня нужно? – прошептала она.

Жюно посмотрел на нее с некоторым удивлением:

– Народ приветствует вас, мадам!

Эта простая фраза должна была бы дать креолке понять, что за истекшие три месяца в жизни ее произошли необычайные перемены. Став в марте женой маленького генерала, казалось бы, без большого будущего, она в начале июля была уже равна королеве… Будучи человеком ограниченным, Жозефина, привыкшая к постоянным пошлым комплиментам и немедленному исполнению всех своих желаний, нашла приятным то, что ее встречали с таким восторгом и почетом, но выводов из этого никаких сделать не смогла.

Улыбнувшись Ипполиту Шарлю, который, ничуть не смутясь, принял часть этих приветствий на свой счет и даже начал отвечать толпе взмахами руки, она сказала:

– Они очень милы!..

К карете подскочил один из гвардейцев. Он распахнул дверцу и помог Жозефине выйти из кареты. Она стала стараться вести себя как можно более величественно.

Раздался сигнал трубы, и все гвардейцы, «отдавая почести любви их генерала», выхватили из ножен свои клинки.

Слегка напуганный этим шумом и блеском, из кареты вылез Ипполит Шарль.

Недолго думая и нисколько не смущаясь, он двинулся следом за будущей императрицей, и та таким образом торжественно вступила во дворец Сербеллони в сопровождении своего любовника.

Бонапарт, которого боевые действия вынудили задержаться в Вероне, смог освободиться только через четыре дня. Отдав необходимые распоряжения об организации грандиозного праздника по случаю официального прибытия в Милан своей супруги, он галопом помчался в город. Соскочив с коня, он бросился обнимать Жозефину с такой страстью, что приятно удивил всех присутствовавших при этой их встрече.

После чего он проводил ее во дворец, где был организован шикарный прием.

Когда они шли великолепными галереями с колоннами, украшенными произведениями скульпторов, картинами, золотой инкрустацией, экзотическими цветами, книгами в богатых переплетах с драгоценными камнями, молодой генерал шепнул жене:

– Все это было доставлено сюда по моему приказу для тебя, Жозефина…

Креолка улыбнулась, подумав, что этот маленький Бонапарт был очень любезен и что она сможет жить здесь с Ипполитом в очень роскошной обстановке…

В самой большой галерее находилось около ста человек: офицеры, дипломаты, известные артисты, женщины в богатых нарядах. Увидев Жозефину, все поклонились.

– Вот твой двор! – сказал Бонапарт вполголоса.

И снова молодая женщина должна была почувствовать, что здесь к ней относились вовсе не так, как к жене обыкновенного генерала, и что эти люди соблюдают по отношению к ней правила придворного этикета, скорее достойные королевы, что все это – свидетельство необычайно высокого положения ее мужа…

Но опять Жозефина ничего не поняла. Все эти важные особы собрались здесь ради нее? Тем лучше, будет с кем поболтать. Она любезно улыбнулась посланнику короля Сардинии, папскому легату, представителям венецианского дожа, великому герцогу Тосканскому, герцогу Пармскому, герцогу Моденскому, физику Вольта…

И пока каждый из гостей почтительно склонялся перед ней, неисправимая Жозефина думала, что кое-кто из этих господ был довольно симпатичен и что кое-кем из них она охотно пополнила бы список своих любовников…

По окончании приема Бонапарт, «не способный себя более сдерживать», взяв жену за руку, увлек ее в комнату, которую собственноручно украсил для того, чтобы отпраздновать встречу.

Раздевшись с быстротой человека, желающего прийти на помощь утопающему, он стал срывать одежду с Жозефины: полетели в сторону юбки, захрустели косточки корсета, лопнули шнурки, затрещали кружева… Он остановился на мгновение лишь для того, чтобы поцеловать эту «маленькую белую упругую грудь», о которой мечтал так много недель…

Когда молодая женщина была полностью раздета, он отнес ее на кровать и доказал ей, что артиллерист, ставший главнокомандующим, вовсе не утратил в интимной жизни легендарные качества своего оружия…

Воздержание, на которое он был обречен с марта месяца, привело его в такое состояние, что он проявлял себя галантным мужчиной на протяжении всего следующего дня.

Лишь на третий день, когда Бонапарт наконец успокоился, он надел свой мундир и спустился к обеду. Жозефина только и ждала этого момента. Еще запыхавшаяся – но вошедшая во вкус – от семейных любовных игр, она призвала к себе Ипполита, который без колебаний воспользовался благоприятной обстановкой.