— Ты меня слышишь? — прошептал он.

Фойл захрипел. Дежурный склонился над баком.

— Что с тобой случилось? Кто, черт подери, над тобой так поизгалялся?

— Ыргхх? — прокаркал Фойл.

— Ты не знаешь?

— А? Чё там?

— Погоди минутку, я сейчас.

Дежурный джонтировал в соседнюю каюту и пятью секундами позже снова возник рядом с баком. Фойл высунулся из питательного раствора. Глаза его дико блуждали.

— Вспоминаю, пацан. Кое-что. Джонт. Я не мог джонтировать на «Кочевнике», я…

— Что?

— У меня башка не варила.

— Да у тебя вообще башка считай что отвалилась.

— Я не мог джонтировать. Я все забыл. Забыл, как. Я… еще не помню… я…

Он отдернулся в испуге, когда дежурный показал ему жуткую картинку замысловато татуированного лица. Лицо напоминало маорийскую ритуальную маску. Щеки, подбородок, нос и веки были разрисованы полосами и петлями. Поперек бровей шло слово КЧЕВНИК.

Фойл некоторое время смотрел на картинку, потом дико завизжал. Это была не картина, а зеркало. Лицо же оказалось его собственным.

Глава 3

— Браво, мистер Харрис! Отлично! МВО, господа. Никогда не забывайте про МВО. Местоположение, высота, окружение. Единственный способ запомнить свои джонт-координаты. Etre entre le marteau et l’enclume, по-французски[4]. Еще рано джонтировать, мистер Питерс. Дождитесь своей очереди. Терпение, терпение, мало-помалу вы прокачаетесь до класса С. Кто-нибудь видел мистера Фойла? Он куда-то делся. Ой, вы только посмотрите на этого шоколадного симпатягу, что он мелет. Вы только послушайте. Простите, я что, все это время думала? Или говорила вслух?

— Поровну то и то, мэм.

— Нечестно как-то. Односторонняя телепатия — такая досада. Простите, что все время осыпаю вас мыслями, как шрапнелью.

— А нам нравится, мэм. Вы классно мыслите.

— Как лестно от вас это слышать, мистер Горгас. Так, класс, вернулись в школу и начали сначала. Мистер Фойл уже джонтировал? Я за ним все не услежу.

Робин Уэнсбери вела урок джонтирования по Нью-Йорку для своего реабилитационного класса. Занятие это — терапия лиц с нарушениями мозговой активности — было столь же увлекательным, как и преподавание в настоящем классе начальной школы. Она относилась к взрослым, будто они дети, а тем это скорее нравилось. За последний месяц они научились запоминать джонт-координаты перекрестков, скандируя хором:

— МВО, мэм. Местоположение. Высота. Окружение.

Робин была высокой красивой негритянкой, умной и образованной. И постоянно смущалась того, что рождена телепередатчиком — односторонним телепатом. Она транслировала свои мысли миру в широкополосном режиме, а взамен не получала ничего. Этот недостаток закрыл ей путь к более гламурным профессиям, зато очень пригодился на должности лектора. Вопреки своему бурному темпераменту Робин Уэнсбери стала методичным и терпеливым джонт-инструктором.

Ее ученики из Центрального военного госпиталя попали прямиком в джонт-школу, занимавшую целое здание на углу 42-й улицы, недалеко от моста через Гудзон. Оттуда они маршировали черепахой к просторной джонт-площадке на Таймс-сквер и старательно запоминали ее координаты. Затем джонтировали в школу и назад на Таймс-сквер. Перегруппировав черепаху, маршировали на Коламбус-сёркл и запоминали координаты этой площади. После этого джонтировали назад в школу, уже через Таймс-сквер, и возвращались тем же путем на Коламбус-сёркл. И еще раз выстраивались черепахой, и маршировали на Великую армейскую площадь, а потом запоминали координаты и уходили в джонт.

Робин приходилось заново обучать пациентов, позабывших искусство джонтирования, как, образно говоря, тормозить на общественных джонт-остановках. Впоследствии она показывала им, как запоминать и применять координаты перекрестков. Кругозор пациентов расширялся, утраченные умения возвращались, им становилось все легче запоминать джонт-координаты в пределах, ограниченных теперь лишь врожденной мерой способности к телепортации. Первым же делом им растолковывали: чтобы запомнить какое-то место, надо его сначала увидеть, а значит, сперва потребуется попасть туда пешком или на транспорте. Даже трехмеркограммы не оказывали желаемого воздействия. Кругосветное путешествие обрело новый смысл для тех, кто мог себе его позволить.

— Местоположение. Высота. Окружение, — повторяла Робин Уэнсбери, а ученики джонтировали по остановкам от Вашингтон-хайтс до Гудзонского моста и обратно, телепортируясь примерно на четверть мили за скачок и старательно следуя наставлениям прекрасной темнокожей преподавательницы.

Невысокий сержант-техник, чья макушка поблескивала платиной, внезапно обратился к ней на помоечном жаргоне:

— Но тут нет никакой высоты, ёперный балет, мэм. Мы же тут на земле, не?

— Здесь нет никакой высоты, сержант Логан. Здесь нет — так будет корректнее. Извините, пожалуйста, но я так привыкла учительствовать, что мыслеконтроль дается мне тяжело. Вести с войны очень беспокоят… Как только разберемся с перемещением по остановкам на крышах небоскребов, сразу же перейдем к высоте, сержант Логан.