При этой мысли воображение почему-то нарисовало непристойную, но привлекательную в своем восхитительном безобразии картину: волк — здоровенная серая зверюга — прижавший многоуважаемую госпожу старшего эксперта к полу мохнатой тушей, придавивший ее тяжелыми лапами поперек узкой спины (почему-то обтянутой зеленым платьем), с удовольствием покусывающий зафиксированную жертву.

За затылок, сквозь золотистые щекотные волосы.

За бочок — обязательно, да, куда же без дани традициям и сказкам?

За запястья — тонкие, пахнущие собственно мастером и памятными духами.

За шею. Чуть ниже затылка, где светится сквозь кожу голубоватая жилка, где касается горла прядь, измучившая капитана во снах…

Капитан глубоко вдохнул. Выдохнул. И распахнул окна, изгоняя из квартиры будоражащий приснопамятный аромат. Высунулся, опершись руками о подоконник, вдыхая глубоко и медленно запахи вечернего Лидия. Вот уж ни к чему ему сегодня дурацкие сновидения. Есть множество других вещей, о которых можно — а, главное, нужно — подумать.

Он вдыхал и выдыхал, прикрыв глаза, но вместо того, чтобы успокоиться, с раздражением ловил себя на странном ощущении — запах, который должен был выветриться без следа, наоборот, только усиливался. Он накатывал волнами, превращаясь из ненавязчивого знакомого аромата, вполне приятного, если бы не ассоциация с его носительницей, в удушающую вонь.

Вервольф сильнее высунулся наружу, пытаясь понять в чем дело — и понял. Вонь шла из квартиры. Вернее, из коридора. Еще вернее — с лестничной площадки, на которую капитан вышел, наплевав на гордость и уткнувшись носом в сгиб локтя. Запах, как самый лучший яд, проникал в ноздри и сквозь шерсть свитера, но так, по крайней мере, был терпим.

Источник же «божественного аромата» обнаружился быстро…

«Стерва. Гадина. Убить мало. Змеища. Кошка драная».

Капитан уже в третий раз намыливал руки, пытаясь избавиться от въедливого запаха. «Обгаженный» коврик был отнесен на помойку за пару кварталов от дома, но стойкие — высшего качества, чтоб их! — духи успели пропитать и площадку, и квартиру, и самого капитана. Не поддался им только благословенный свитер («С меня еще одна шоколадка!»)

Мысленно вызывая на голову и прочие части тела мастера все возможные кары, Вольфгер едва не выл. Хотелось обернуться и закружиться на месте, вцепившись зубами в собственный хвост.

В очередной раз вытерев руки, вервольф рыкнул, открыл настежь все окна в квартире и вылетел из нее, громко хлопнув дверью. И даже столь беспечная для капитана стражи мера его не волновала — лучше пережить нашествие домушников, чем ночевать в провонявшей квартире.

Отделение стражи встретило своего капитана ночным умиротворением. Дейв Смиттс, придремывавший на посту над чашкой кофе, сначала бросил на вошедшего ленивый взгляд и только потом вытянулся, приосанился, расправил плечи, мигом изгнав с лица дрему, как опытная ведьма — порчу.

— А вы что здесь делаете, капитан? — изумился он.

— Не спится, — буркнул Лейт. — Патруль вышел уже?

— Так точно!

— У себя буду — зови, если что, — по-медвежьи проворчал Вольфгер и направился в родной кабинет.

Однако придуманный по дороге план — завалиться в отделение и поспать там, пусть и на стуле, зато без вони — провалился. В крови кипел разбуженный белобрысой стервой адреналин. Мозг, надышавшись сначала в переизбытке парфюма, а затем свежего воздуха, очумел от смеси и взбодрился. И капитану теперь действительно — не спалось.

Он померил шагами кабинет — тот, как был пять на семь, так и остался. Полистал стопку бумаг на столе и, поморщившись, бросил. И уже и вовсе было собирался плюнуть и уйти на поиски какого-нибудь злачного места, где можно спустить пар, набив несколько откровенно бандитских рож, но тут в дверь просунулась рожа стражеская.

— Капитан, там тип, говорит, что от Шляпника, и что расчет только золотом примет. Насчет золота распоряжения не было, и раз уж вы тут…

Дейв Смиттс служил в отделении всего полгода. Зеленый, как весенняя травушка, но исполнительный и, как это водится у зеленых, полный энтузиазма. Про Шляпника ему, знамо дело, сказали, да в финансовые подробности, видать, посвятить забыли.

— А чего не бриллиантами? — рявкнул Вольфгер, выходя в приемную отделения, где на скамье вдоль стены мял в руках шляпу неприметной внешности человечишка.

— Ну, попытаться-то стоило, — философски заметил гость, ничуть не устрашившись.

Посыльные от Шляпника всегда были одинаковы несмотря на то, что всегда это были разные люди — невзрачные, невыразительные, но при этом удивительно нахальные. Впрочем, этому, зная их хозяина, удивляться не приходилось.

И пусть в отделении этого никто пока, кроме Вольфгера не знал, Шляпником звали лепрекона Мюрчертака О’Брайена, владельца нескольких пивных заведений с сомнительной репутацией. Любопытно было то, что большую часть своих денег почтенный господин О’Брайен зарабатывал не на продаже пива сомнительного качества и концентрации, а на обеспечении «крыши» для не менее сомнительных, чем пиво, клиентов. Укрыть беглеца, предоставить безопасное место для переговоров или сделки, сбить преследователей в случае, когда совсем прижмет… Более того, репутацию имел он в этом деле практически незапятнанную. А что время от времени его «подзащитные» все же попадали в руки Лидийской стражи… ну так профессия такая! Издержки. Ведь не на его же, лепреконской, территории это происходило.