Шрифт:
– Отца память не порочь! – вознегодовала Гертруда. – И меня, мать свою, как смеешь поносить?!
– Хватит тебе кричать. Успокойся. Что было, то было. – Святополк поднялся с постели и едва не силой усадил мать на скамью.
– Лута ведает? – спросила Гертруда.
– Ведает, – усмехнулся Святополк.
– Ревнует?
– Она умнее. Всё понимает.
Гертруда досадливо прикусила губу. Так хотелось уколоть эту противную дочь Спитигнева.
– Холопку свою, Харитину, ей отдаю. Не надобна мне сия полоротая. И шута забери себе. Чай, на пиру когда развеселит, – объявила Гертруда.
– Да я пиров не любитель. Ола иногда выпью, а меды вовсе не жалую. Жженье огненное после них бывает. А шута… Что ж, оставь. Может, когда пригодится.
Большой серый кот, ласково урча, потёрся Святополку о ноги, прыгнул на постель и развалился в пуховиках. Князь ласково погладил его по голове.
– Ну и порядки у тебя. Коты по теремам ходят, на кроватях возлежат, яко бояре, – недовольно фыркнула Гертруда.
– Зато в амбарах у меня что в Изборске, что в Новгороде ни единой мыши нет. Всех извёл. Да они, мыши, и не дураки, верно. Чуют запах котовый, уходят. И тебе советую такого завести, мать. – Святополк взял кота на руки, посадил себе на колени, почесал за ушком. Разомлевшее животное громко урчало от удовольствия.
Гертруда невольно рассмеялась.
– Приходи ввечеру, – предложил ей сын. – Как раз Нестор должен записи свои принести. Читать будем.
…Уже готовы были рассказы о Кие 90 , об Аскольде и Дире 91 , о нашествиях обров 92 и угров. Нестор негромко, вполголоса чёл своё красочное повествование.
«А добрый летописец! Молодой ить, всего лет двадцать пять, а то и менее!» – думала вдовая княгиня, внимательно слушая монаха.
90
Кий – легендарный князь, основатель Киева.
91
Аскольд и Дир – киевские князья. Убиты в 882 году захватившим Киев Олегом Вещим.
92
Обры – авары, или вархониты, тюркоязычный народ, обитавший в VI—VIII веках в степях Причерноморья и Подунавья. Аварский каганат был разгромлен франками Карла Великого, после чего авары растворились среди других народов.
Здесь же в палате были Лута, изборский посадник и настоятель храма Святой Троицы.
– Вот так. Уже кое-что у него получается, – сказал после Святополк матери и жене, когда они в трапезной сидели за ужином.
Когда подали вареные вкрутую яйца и Гертруда, привычно очистив их от скорлупы, принялась есть, княгиня Лута вдруг сказала, взяв в руку нож:
– Некоторые крупные яйца лучше резать.
Намёк на оскопление князя Мешко был более чем прозрачным. Гертруда вскочила на ноги, как ужаленная, и едва не набросилась на обидчицу с кулаками. Святополк и бывший тут же Фёдор Радко с трудом удержали её и усадили обратно на скамью. Лута же как ни в чём не бывало порезала яйцо и вилкой положила отрезанный кусок себе в рот. Глядя на возмущённую до глубины души свекровь, она весело рассмеялась ей прямо в лицо.
– Вот что, сын! – Гертруда хлопнула ладонью по столу. – Оскорбления от твоей жены более сносить я не в силах! Заутре же отъеду из вашего Изборска обратно на Волынь! И ты, – набросилась она на Святополка, – как ты смеешь допустить, чтобы меня, твою мать, в доме твоём так унижали?!
– Стань православной, и не будет ни у кого повода для насмешек, – мрачно огрызнулся Святополк. – Сама виновата. А в зимнюю стужу никуда я тебя не отпущу. Вон, за окнами метель зверем воет, пути санные снегом засыпало. В лесах волки голодные в стаи сбиваются, нападают на обозы купецкие. Подожди, после Святок, после Крещения поедешь. Тогда, даст Бог, немного потеплеет. Да и за один день не собраться тебе в дорогу.
Гертруда молчала, сверля сноху полным ненависти взглядом.
…Ранней весной она вернулась на Волынь. Вместе с княгиней прибыл в родные пенаты и Фёдор Радко.
Глава 9
Лёгкие быстроходные ладьи стрелами бороздили морской простор. Неслись, как птицы в небесах, лёгкий бриз дул в паруса. Гребцы налегали на вёсла. Вдали по левому борту проглядывала полоска суши – то был Крым с глубокими бухтами, крепостями и селениями. Горы и скалы остались позади, берег в восходней части полуострова более низкий, вдоль него широко раскинулись знаменитые на весь мир виноградники. Маленькие голубоватые волны били в борт судна, вспыхивали в солнечном свете искорками брызги, взметались ввысь. Рябь бежала по морю.
К крепостям старались не подходить, лишь изредка приставали к берегу у какого-нибудь маленького селения, чтобы отдохнуть и пополнить запасы пресной воды и пищи. Говорили, что купцы из Червонной Руси, плывут в Тмутаракань, в диковинку им сей путь, надеются расторговаться.
Покуда всё складывалось благополучно. Оба князя, Давид и Володарь, стояли на палубе, жадно всматриваясь вперёд. Там было лишь море, да ещё линия окоёма, размытая грань меж двумя стихиями – водной и воздушной. Вот вдали запрыгали, чертя над водой полукруги, дельфины, вот чайки белые с криками взметнулись вверх, неся в клювах добычу – мелкую рыбёшку.
– Дивный край! – говорил, вытирая платом капельки пота на челе, Давид.
Володарь согласно кивал. Не покидало его в последние дни беспокойство. Как будут они княжить в Тмутаракани? Смогут ли укрепиться здесь, в незнакомом доселе, чужом городе? Мало ли, что отец тут княжил! Да и как окончил он дни свои, о том тоже все хорошо помнят. Хазарская община ведь – далеко не весь город, не вся земля. Устал Володарь от угодливых улыбок Халдея, от его сладкого, вкрадчивого голоса, от его речей о том, что ждёт их в богатом тёплом краю не жизнь, но рай. Вот и не слушал он особо Игоревича, глядел в дальний простор, десница сама собой тянулась к рукоятке кинжала, висящего в узорчатых ножнах на поясе.