Служба закончилась в 12:30, бегом домой – обед на скорую руку. Выезжаем в Чезарине, захватив фотоаппарат, чтобы сделать несколько «семейных фото в интерьере» и вновь успеть в церковь Святого Теодора к 16 часам на концерт органиста Маурицио Манчино, посвященный открытию отреставрированного органа. Звоним. Нас не ожидали так рано. Обед уже закончен. Перешли к десерту. Предлагают фрукты и кофе, мы соглашаемся. Перина просит сделать ей портрет и смотрит на меня большими глазами, намекая на «фото в последний путь». Шутим, что она нам еще нужна в этой жизни, и это действительно так. За 15 лет я сильно к ней привязалась. Делаю семейные фото. Потом пробные фото для Перины – в комнате мало света, надо бы сделать фото с особой лампой, но ее нет, на балконе света слишком много. Меняю ракурсы, комнаты, фон, ищу подходящий свет, наконец делаю серию фотоснимков.

Перина – простая женщина крестьянского происхождения с начальным образованием. Потерять в автомобильной аварии мужа в 37 лет, остаться одной с двумя детьми 7 и 9 лет, без работы и средств к существованию. Выдержать 3-х летний судебный процесс по привлечению к ответственности владельца мотоцикла, сбившего насмерть ее 1-го мужа. Найти силы создать вторую семью, расширить ее и вырастить дочь второго мужа, у которого при родах умерла жена, оставив дочь 7 лет без матери. Это Чезарина – сводная сестра Вальтера.

Я никогда не беседовала с Периной на научные темы.

Похоже, мы понимали друг друга без слов.

26 октября 1997 года, когда по улице Кеннеди, на следующее утро после нашей свадьбы, началась «1-я Пуническая война» с нами, Перина молчала. Мы проснулись в 6 утра от скандала на 1-м этаже, где проживала семья брата: крики, грохот, плач детей, хлопанье машинных дверей – наконец все стихло. Машина уехала. Детей увезли к матери. Причину мы так и не узнали. Возможно, Перина молчала потому, что, выйдя второй раз замуж, нашлись родственники, которые посмели назвать ее «женщиной легкого поведения». Возможно ли такое в цивилизованной стране, которой считается Италия?

Возможно ли такое в маленькой религиозной деревушке, в которой все исправно ходят в церковь и просят прощения за свершенные грехи? Или они просят об их прощении, чтобы выйдя из церкви вновь их совершать? Ведь можно опять попросить об их отпущении…

Возможно ли, что в христианской среде, претендующей на одну из самых справедливых религий в мире, сформировалось столь реакционное средневековое видение повторного брака? Тем более, когда речь не шла о модной в голливудском стиле смене партнера, а о выживании трех маленьких детей, оставшихся с одним родителем. Я знала историю жизни Перины еще до замужества с Вальтером и уже преклоняла перед ней колени. Знала, что именно Перина благословила своего младшего сына на путешествие за 2’200 км в далекий город Минск на встречу со мной. Я понимала, почему молчала Перина. Тем более непонятным, пугающим и отталкивающим было поведение семьи старшего брата, ведь он тоже был маленьким мальчиком, когда погиб его отец. Было ли его поведение стратегией борьбы за Виллу, когда, чтобы ликвидировать конкурента, его достаточно попросту облить грязью?

Так, на 2-й день после свадьбы, нам была объявлена война. Я назвала эту войну «Пунической», хотя в римской истории этот термин имеет другое значение. В нашем случае термин «пуническая» ассоциировался с глаголом «punire» – «карать».

Через несколько дней супруга брата с детьми вернулись в дом и начались запреты.

Война состояла в том, чтобы запрещать нам все и в любой форме. Нам запретили пользоваться туалетом и ванной после 20 часов и до 7 утра, мотивируя это тем, что на 1-м этаже слышался шум воды. Мне, родом с «дикого востока», «страны третьего мира», пришлось с ужасом знакомиться с методами «дикого запада». На «диком востоке» подобные методы мне были неизвестны.

Затем «Пуническая война» расширила свой фронт вплоть до абсурда. Любые наши вещи в ванной бросали на пол, на кухне – в мусорку.

«Расходуете много газа».

«Расходуете много электричества».

«Много воды», – говорили нам. Мы вынуждены были принимать ванну 1 раз в неделю, друг после друга. Когда мы шли спать, все двери открывались настежь и звук телевизора усиливали. В нашей спальной комнате разрешали держать температуру не выше 13°С, поэтому мы называли ее «комнатой пингвинов». Когда звонили друзья сына или его учителя, нас не звали к телефону, а им отвечали грубо. Потом сыну запретили играть в саду и закрыли все помещения общего пользования на ключ.

Муж в 6 утра уезжал на службу.

Дома мы собирались только вечером. Было очевидно, что Вальтеру очень не нравилось давящее поведение супруги брата, но мы старались не говорить на эту негативную тему. Это однако не было новостью – в том же контексте она вела себя и с первой женой Вальтера, которая была итальянкой.

Несколько месяцев нам удавалось сохранять хорошие отношения с родителями Вальтера, предвидя, что трудности могут появиться – мы были вынуждены проживать все вместе на 2-м этаже, где была одна кухня. Мы боялись доставить проблемы родителям. Они были на пенсии, и мы хорошо понимали, что не могли диктовать наши условия, нужно было мирно уживаться всем вместе. Это было вполне возможно, чтобы 5 человек мирно жили на площади 120 м2.

Между тем все чаще слышался недовольный голос супруги брата, когда она говорила с матерью Вальтера. И наши отношения с его родителями начали портиться. Контроль был тоталитарный. Приказы исходили с 1-го этажа, и весь 2-й этаж, родители и мы, должны были быть в подчинении.

Начались проблемы с приготовлением пищи. Каждое наше появление на кухне вызывало скандалы – отчим Вальтера уже был настроен против нас.

Родители повышали голос и тут же с 1-го этажа прибегала «скорая помощь», супруга брата, «спасать родителей». Нам стоило большого труда выдерживать цивилизованное поведение, и в ответ на крики и обзывания улыбаться и спокойно здороваться с ними. В течение недели мы только ночевали в доме. В выходные было тяжелее выдержать отвратительный психологический климат на Вилле, и мы куда-нибудь уезжали. Часто проводили выходные в зоопарке Ле Корнелле возле Бергамо. Кушали, где придется, и наслаждались миролюбивым животным миром зоопарка, где жирафы с удивленными глазами играли друг с другом, мудрые слоны дружелюбно протягивали хобот в поисках чего-нибудь вкусненького, обезьяны резвились на ветках – животный мир жил своей мирной жизнью и казался нам намного мудрее жителей Виллы на «демократической» улице Кеннеди.