Конечно, не об этом я думал тогда, когда словно отколовшееся от тишины комнаты эхо, щелкнул, закрывшись, дверной замок, а вслед за этим каблучки Леры отстучали на лестничных пролетах – «Пока!.. Пока!.. Пока!..».

Лера возвращалась в свою взбунтовавшуюся жизнь добела высушенной весенними ветрами дорогой и что-то очень важное, дорогое для меня уносила с собой, точно нечаянно своровала… Вот она сошла с дороги, оглянулась на мои окна. Потом исчезла из виду, растворилась в душистом безмолвии вечера, растаяла, точно снежинка на тротуаре…

(1988 г.)

ТУЧА

Виктор стоял у окна, курил и молчал. Я не знал, чем ему помочь. Когда ты разлюбил и уходишь из семьи – это понятно. Когда тебя разлюбили, и ты вынужден уйти – объяснимо. А здесь ушёл из-за принципа. Одно из двух: или поступил глупо, или по-мужски.

– Да что уж теперь, – участливо вздохнул я.

Он не нуждался в утешении: вроде как не расслышал.

– Сколько можно терпеть?!

Он не принял моей жалости: только брезгливо поморщился.

– Сама позовёт…

Приятель грустно улыбнулся и спросил:

– Я прав или нет?

Я честно ответил:

– Тебе одному будет трудно. Труднее, чем ты можешь себе представить. Ты ведь любишь её?

Он не сказал «да», но и не осмелился произнести «нет»: отмолчался.

Вечерело. Было душно. Но вскоре на небе показались дождевая туча – словно нечаянная обида, она наползала на город, тревожа душу.

Приятель остался у окна – отрешённый, одинокой…

Как вдруг:

– Посмотри! – резко позвал он меня.

Золотистой лентой необычного облачного змея в грозовые кудри тучи вплёлся солнечный луч. И хоть был он упрям, все-таки заметно таял в сумерках над крышами домов.

Грянул гром. Первая капля дождя торжественно ударила в подоконник. Но тут же солнечный луч, прорвавшись сквозь тяжесть тучи, обласкал своей открытой улыбкой улицу, дома, расплакавшееся небо.

Виктор подкурил сигарету, довольно затянулся.

– Не уступил, пробился-таки! Из-за принципа.

– Сквозь тучу…– уточнил я. Туча выплачется, и они поладят. Вот увидишь.

Прошёл нетерпеливый, по-летнему болтливый дождь. Стало свежо и тихо. И в этой уютной, умывшейся прохладой тишине малиной румянились окна.

Приятель зябко передёрнул плечами. Ему не хватало тепла…

(1989 г.)

ПОЯСОК ЧИТЫ

Сейчас я уже и не припомню, кто из дворовых пацанов первым обозвал Юльку Самгину «Читой», но это прозвище прилипло к ней, - не отодрать! Поначалу прозвище заменило ей фамилию, а когда Юлька подросла и на неё стали засматриваться взрослые парни и мужчины, завистницы-одногодки трансформировали прозвище в словосочетание: блядь Чита. Так наше, дворовое, невежество и молва-пустомеля изменили девчонке имя и фамилию, а может – и судьбу. Юлька на это откровенно «клала с высокой горки», что и заявляла каждый раз, когда к ней обращались не по имени, да со временем окончательно утратила связь с двором, что и предопределило на годы вперёд наше к ней пацанье отношение.

Мы встретились с Юлькой случайно, зимой, когда нам было уже по двадцать… Я и имя её не сразу-то вспомнил, к тому же, назвать «Читой» то, отчего глаза мои сразу же согрелись на морозе, означало бы – так и не повзрослел. Но я повзрослел. Только что «дембельнулся», потому и стоял у подъезда, покуривая, в наброшенной поверх плеч армейской шинели.

Юлька не просто приятно удивила – она меня взволновала: расспрашивала о службе в Армии – в каких войсках…, как служилось и когда вернулся…, – а я, откровенно растерявшийся и буквально онемевший, не мог оторвать взгляд от её светлого и чистого лица, от зеленоватых глаз с изморозью на ресницах; меня опоили её запахи, а высокая и большая грудь под кремовым пальто, сбила дыхание; розовые губы искушали и пленили лишь только тем, что я их видел, не говоря уже о возникшем желании – прожить и прочувствовать с Юлькой её же дыхание в поцелуе…

Нет, это не было любовью с первого взгляда. Скорее, чувственное, оттого и горячее-горячее откровение момента встречи с женщиной, какую сразу же захотелось… Поэтому, когда Чита поймала мой восхищённый, пусть и явно похотливый взгляд, блеснув в ответ бирюзой глаз, сказала:

– Я могу прийти к тебе в понедельник…, ты всё мне тогда и расскажешь?

…О, как же я ждал понедельника! Признаться, я и боялся предстоящей близости с Читой, но в то же время и страстно этого желал. Я уже тогда понимал, что она – первая женщина в мой жизни, которая сама поведёт меня к наслаждению собой; отдастся мне не потому, что этого хочу я, а из-за себя: её возжелали (!) как женщину, от которой «снесло крышу», а это, в конечном результате, далеко не совсем одно и то же с тем, после чего хочется спать, отгородившись спиной…

Понедельник. Зима затаилась в облаках, временами просыпая снег.

…Чита, в полуобороте, сидела напротив меня за столом. Маленькими глотками пила вино и слушала. Ей действительно было интересно знать, где и кем я служил… Время от времени она даже перебивала мой рассказ каким-нибудь уточняющим вопросом, …и снова слушала, точно пришла именно за этим: знать, каково это служить за границей? При этом её милое, чуточку порозовевшее лицо то сострадало мне, то бурно радовалось за меня, и в какой-то момент я даже засомневался, что наполовину открытая грудь и пухлые коленки, играющие искорками черных чулок – это для меня. По крайней мере, не сегодня… Но мои сомнения оказались напрасными.