— Прости меня, хабалку такую. Надоело уже всё… Проходи.

Ира покрутилась в узкой прихожей, примостила пакеты у полочки с обувью.

— Сейчас тебе воды принесу.

— Да, пожалуйста, — Ира, глубоко вздохнув, прислонилась плечом к стене и стала разглядывать фотографии в деревянных рамках, расставленные на высокой тумбе напротив. Сергея она узнала сразу — стройный, высокий парень, смуглый, аккуратно стриженный, в стильной кофте, застегнутой до груди. На фото ему было не больше двадцати. И он улыбался во весь рот, ероша пятерней волосы девушке, прижимавшейся к его боку. Совсем молоденькая, фигуристая, тоже смуглая, но волос чуть светлее, а глаза тёмные, почти чёрные, она подмигивала объективу из-под густой, прямой челки.

— Сережка и Сашенька, — произнесла женщина, протягивая Ире стакан воды и какую-то небольшую коробку, завернутую в пакет. — Последняя их совместная фотография. Сережка после фотосессии, а Сашка так… Таскалась за ним иногда, тоже моделью стать хотела, да ростом не вышла, девочка моя.

Ира выпила воды, вернула стакан, а женщина так и стояла, глядя на фотографию и сжимая в руках пакет.

— И зачем я так ему сказала? — по щекам её потекли слёзы. — Если я и его похороню, зачем мне жить-то вообще?

Ира отступила, сконфуженная, не зная, что сказать. Последнее время она напрочь разучилась сострадать, жалея только себя и животных. Почему-то теперь такая избирательность показалась ей неоправданной.

— Я пойду.

— Постой, — женщина резко развернулась, сунула Ире в руки пакет с коробкой. — Отдай ему. Торт его любимый. Рая так не умеет, а ко мне он не заходит. Давно.

— До свидания, — Ира, схватила пакет и до неприличия быстро проскочила за дверь. Замок щелкнул, и чужие кошмары остались позади. Ира бегом спустилась по лестнице и, поинтересовавшись у старушек, где поблизости находится остановка, направилась на автобус. На такси в одиночестве, тем более без баллончика, она предпочитала не ездить.

С двумя пересадками добравшись до нужного района, Ира вышла перед торговым центром и, свернув у супермаркета, двинулась на работу.

— Ирина!

Она ещё не привыкла к его голосу, поэтому мигом напряглась и, нахмурившись, обернулась.

Сергей, как всегда в шортах и толстовке, с накинутым на голову капюшоном, в солнцезащитных очках и с полным пакетом, шёл к ней, гремя бутылками. Ей захотелось уйти — быстро и навсегда, но она только отступила в сторону и склонила голову на бок.

— Не ходи к дому, там журналисты мотаются, — поравнявшись с ней, предупредил Сергей.

— Но меня они не знают.

— Докопаются так, что за пять минут все выболтаешь.

Ира оглядела его. Было бы что болтать.

— И что же им от вас надо?

— Да так, — он пожал плечами. — Подробности вчерашнего вечера.

— Вот оно что…

Сергей прошел чуть вперед и сел на скамейку перед детской площадкой. Ира опустилась рядом. Он полез в пакет, она протянула ему коробку с тортом.

— Ваша мама просила передать.

— Там не отрава, случаем? — Сергей усмехнулся, но пакет с пивом отложил и открыл коробку. — Птичье молоко. Да, лучше матери его никто не делает. Будешь?

— Руками?

— А почему нет?

Ира отщипнула кусочек. Торт оказался воздушным, нежным, тающим во рту и в меру сладким, не приторным.

— Очень вкусно, — она полезла за добавкой и, нечаянно коснувшись ладони Сергея перепачканными в шоколаде пальцами, резко отдернула руку.

Сергей покачал головой.

— Я тебя не трогал, заметь.

— Знаю, — она вздохнула, и он, взяв кусок себе, протянул ей коробку.

— Волшебный торт, правда?

Ира кивнула. Сладость торта отвлекала от тяжести близости.

— Мама ещё что-нибудь говорила?

— Я бы не хотела подрабатывать сарафанным радио…

— Она мне в лицо давно ничего хорошего сказать не может.

Ира посмотрела на свои заляпанные пальцы.

— Ваша мама…, - она кашлянула, сглотнула и сдавленно произнесла. — Она сожалеет, что говорила такие вещи. Её саму эти слова очень расстроили.

Сергей потер опухшую щеку.

— Она думает, что чем больнее ударит, тем лучше до меня дойдет… Бери ещё, не стесняйся.

— Я и так почти все съела.

— Знаешь, Ира, — Сергей снял очки. Глаза его с недосыпа были красные, опухшие. — Ты вот не терпишь прикосновений. А я не люблю, когда лезут в душу. Я весь продался, по частям. Но что-то внутри осталось своё, собственное, и даже матери я про это не скажу. Пусть хоть что-то у меня будет.

Откровения человека с похмелья требовали философского ответа.