Как только стает снег, пройдёт ледоход по Неве и деревья покроются молодой, ярко-зелёной листвой, наступает весёлое время ловли корюшки, которая огромным косяком идет несколько недель по Неве.

По берегам Невы сооружают специальные пристани. Рыбаки на лодках забрасывают сеть в реку, а потом её вытягивают с помощью воротов на пристань. Во время большой перемены мы бегаем на Неву смотреть, как ловят корюшку.

В этот период во всём городе стоит знакомый всем коренным ленинградцам запах корюшки, похожий на запах свежего огурца. На улице пахнет сырой корюшкой, в квартирах – жареной. Такого не было, и нет ни в одном городе мира, кроме Ленинграда-Петербурга.

В конце двадцатых годов Советское правительство, с целью развития сельского хозяйства, разрешило крестьянам переселяться из деревень на хутора и осваивать пустующие земли. На это предложение откликнулись наиболее смелые, инициативные крестьяне. К таким людям относился и брат отца Михаил Никанорович Соколов, проживавший в деревне Костешино в Тверской области в 20 км от Торжка.

Дядя Миша попросил папу оказать финансовую помощь, для строительства на хуторе жилого дома и необходимых хозяйственных построек. В качестве вознаграждения он предложил построить заодно и дом для нас, чтобы нам с мамой и отцу во время его отпуска было где отдыхать в летнее время. Отец согласился. Вот так появился прекрасный хутор Косой Брод. На речке Осуге, которая протекала метрах в трёхстах от хутора, было место, где можно было перейти её по колено в воде, если идти слегка наискосок. Отсюда и возникло название хутора.

Хутор располагался на опушке леса. До ближайшего населённого пункта – деревни Костешино, было 2 км. Вверх по течению Осуги была водяная мельница и маслобойка. Однажды, когда папа отдыхал на хуторе, мы с ним пошли на мельницу, и мельник угостил нас свежим льняным маслом. Он налил масло в миску и дал нам по куску ржаного хлеба. Мы макали кусочки хлеба в масло и отправляли их в рот. До сих пор не могу забыть чудесный вкус и аромат свежего льняного масла.

Раза два за лето слышался скрип телег на дороге, проходившей невдалеке от хутора. Это костешинские крестьяне везли зерно на мельницу. Всё остальное время на хуторе и вблизи него не было ни одного постороннего человека.

Ежегодно, в дошкольные и школьные годы, в мае папа провожал нас с мамой на вокзал и сажал в поезд, который вёз нас в Торжок. В Торжке нас встречали сестра мамы тётя Надя и дедушка Никанор на телеге. Дедушка

Никанор, отец моего папы, жил на хуторе вместе с дядей Мишей. Он отвозил нас вместе с багажом домой к тёте Наде. В день приезда мы обычно отдыхали у тёти Нади. Дедушке покупали «маленькую». Он выпивал её, приходил в благостное состояние и пел песню: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, горишь ты вся в огне». «Вот жизнь-то и получшела», – говорил он. А я играл с сыном тёти Нади Вовкой, моим ровесником. У тёти Нади были ещё дети: Сергей, Жоржик и Анатолий, но они были гораздо старше меня.

На войне погибли все дети тёти Нади, кроме Жоржика, а мужа тёти Нади, Никодима Арсеньевича Деринга, ещё до войны арестовали, и он исчез бесследно в застенках НКВД.

На другой день утром, провожаемые всем семейством тёти Нади, мы отправлялись на хутор. Расстояние в двадцать километров мы преодолевали часов за пять

На хуторе для меня было раздолье. Хочешь – иди на речку купаться, хочешь – иди в лес собирать грибы или ягоды, А хочешь – вообрази себя лётчиком, и лети над лесами и горами, в которые фантазия легко преобразует травку и кочки на земле. А можно пойти к ручью, в котором водятся всякие водяные букашки, жучки и рачки, и наблюдать за ними, сажать их в банку, чтобы лучше рассмотреть, и придумывать им названия, вроде: водяной клоп, скорпион, жук-ныряльщик и т. д. У ручья я мог проводить часы.

А как радостно было после грозового дождя, когда из-за туч появлялось солнце, бегать по лужам! Лужайка между домами дяди Миши и нашим домом была покрыта сплошным ковром ромашки. Грунт был плотным и лужи долго держались после дождя. Я до сих пор помню приятное ощущение от шлепанья ногами по тёплым лужам и от щекотания подошв ног травяным ковром.

Дом наш был срублен из сосновых брёвен. С крыльца входящий попадал в сени. В сенях был туалет, кладовка и лестница на чердак. Из сеней дверь вела в кухню с настоящей русской печью. Через кухню можно было пройти в просторную гостиную со столом посередине. В гостиной была дверь на веранду. К гостиной примыкали ещё две комнаты: библиотека и спальня. В библиотеке стоял книжный шкаф с интереснейшими книгами в старинных переплётах: «Жизнь животных» Брема, многотомная «Вселенная и человечество», «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона. Было много и других книг, но эти были самыми любимыми.

Как приятно было, лёжа на белом полу из гладко выструганных досок или покачиваясь в кресле-качалке, перелистывать страницы тома «Вселенной и человечества». В книгах этого великолепно иллюстрированного издания рассказывалось о возникновении Земли, о появлении растений и животных, о первобытных людях, о различных расах, о путешествиях и географических открытиях и т. д. Трудно описать словами то волнующе-радостное, похожее на фантастический сон состояние, в которое я погружался. А воздух в комнате был наполнен свежим запахом смолы, исходящим от тёсаных бревенчатых стен.