Именно эта находка изменила наши жизни как исследователей и отдала нам приказ к действию.

Но нам пришлось признать, что наша идея была необычной. Крошечные шаги, ведущие к ней, были последовательны: мои студенческие интервью, данные, показывающие феномен неуспеваемости, а теперь наши эксперименты с женщинами в математике. Тем не менее это была необычная идея – идея, предполагающая, как оно и было, что групповые стереотипы (например, стереотипы о женских математических способностях) могут вызвать достаточное разрушение, чтобы вмешаться в успеваемость сильных студенток-математиков в стандартизированных тестах и, возможно, в их математическую карьеру в целом.

Наша мысль была также необычной, потому что предполагала, что так может произойти без дурных намерений, без предвзятых людей, например. Наши тестируемые были одни в комнате. У них не было основания полагать, что эксперимент проводился людьми, имеющими предубеждения против женщин. Тем, что они знали, была культура данного общества. Они знали, что люди в этой культуре склонны видеть математические способности как нечто, больше присущее мужчинам, чем женщинам. Они знали, что их выступление могло бы подтвердить эту точку зрения. И женщин, вкладывающих силы в математику, такой ход мыслей расстраивал и отвлекал настолько, что мешал их работе.

Ровно так же наша идея не имела общего хода. Она не появилась в списке причин в исследовательской литературе относительно того, почему немногие женщины достигают элитных уровней математики и естественных наук. Мы представили разрабатываемые версии идеи на конференциях. Людям нравился вывод, что производительность женщин в математике может быть значительно улучшена путем избавления от риска подтверждения негативного мнения о математических способностях женщин. Но им было сложно удержать наше объяснение в голове как отдельную идею. Они сводили все к чему-то другому. Они говорили: «Разве вы не говорите, что женщины имеют более низкие ожидания от своей математической работы и, когда они сталкиваются с высшей математикой, они просто самостоятельно реализуют эти низкие ожидания?» Мы думали об этом. Но это не объясняло наши результаты. Женщины в нашем эксперименте были выбраны за то, что имели высокие ожидания. Они всегда были хороши в математике, и они хорошо работали, когда им сказали, что тест не может определить гендерные различия. Если сложная математика вызвала низкие ожидания, которые при самореализации заставляли женщин отставать, наши испытуемые тоже должны были отстать. Этого не произошло.

Мы думали, что у нас есть что-то особенное. Тем не менее мы признавали, что мы больше знаем о том, чем оно не было, чем о том, чем оно было.

Вопросов было много. Как давление повлияло на производительность – ухудшением памяти? Дополнительной когнитивной нагрузкой? Физиологическим ухудшением? Оно повлияло только на людей, которые заботились о качестве работы? Оно повлияло только на женщин в отношении математики или также повлияло на другие группы и другие типы успеваемости? Можно ли его преодолеть с большим усилием, или старания все испортят? Что могли сделать школы и учителя, чтобы уменьшить давление? Что люди могли бы сделать, чтобы облегчить его?

Важные вопросы – все со временем будут исследованы, и на многие из них будет дан ответ. Но в то время в контексте другого сотрудничества мое любопытство вернулось к вопросу успеваемости учащихся из числа меньшинств. Мог ли тот же самый процесс, который повлиял на студентов математики женского пола, выступить фактором неуспеваемости студентов меньшинств?

В 1978 году, когда я жил в Сиэтле, «Сиэтл Суперсоникс» были в одной игре от выигрыша в чемпионате НБА. На следующий год они выиграли. Их подъему к славе предшествовал долгий период середнячковости. Сезон 1978 года на самом деле был средним – 5 побед и 17 проигрышей в первые недели сезона. Затем руководство клуба уволило тренера и наняло нового – молодого Ленни Уилкенса, который был играющим тренером в команде несколько лет ранее. Игроки не изменились, добавился только Уилкенс. Команда сразу начала выигрывать – 42 победы в сезон против 18 поражений под руководством Уилкенса. Сезон закончился со счетом «47:35», «Соникс» упустили титул НБА всего из-за 6 очков в финальных секундах седьмой игры чемпионата. Единственная перемена в персонале – появление Уилкенса, и пазл команды сошелся.

Здесь интересно, как описывали команду до и после переворота в играх. Во время проигрышей местные спортивные журналисты описывали игроков самым худшим образом. Разыгрывающий защитник неплохо отдает передачи, но не может донести мяч до корзины. Сильный форвард слишком далеко кидает и теряет легкие отскоки мяча под корзиной. Центровой слишком мало двигается и не ловит передачи в середине поля. Спортивные журналисты выступали как наблюдатели. Чтобы понять происходящее, они использовали тех, кто находился в их поле зрения – игроков и их особенности. И им нужно было объяснить проигрыши. Логично, что они подчеркивали недостатки игроков.

С переменой тренера «Соникс» изменились. Теперь спортивным журналистам предстояло объяснить успехи, а не проигрыши. Изменились характеристики игроков. Они превозносили тех же игроков, которых описывали негативно за месяц до этого. Слабости игроков стали их преимуществами. Плохое ведение мяча разыгрывающим защитником превратилось в свидетельство его гениальности на поле, слабое умение форварда подбирать мяч стало малой ценой за его прекрасный дальний бросок, малоподвижность центрового превратила его в гарант стабильности под корзиной. К тому времени как команда дошла до финала, комментаторы видели гения на каждой позиции.