Он остановился и снова посмотрел в глаза Эйнрит.

— Я здесь потому, что меня просили… — сказал он.

— Кто вас просил? Эвааль?

— Нет, — покачал головой агарянин. — Меня просила другая Эйнрит, корабль, что носит ваше имя… Она вернула его…

Хариб рассказал ей все, о чем узнал от аватара.

Когда они расстались, солнце уже садилось на западе, окрашивая белоснежные стены Каньона багряным. Прощаясь, Хариб сделал то, чего сам от себя не ожидал — жест, который глубоко тронул аивлянку.

Много веков он был при нем. Камень. Хариб носил его на плече, в золотой застежке, скреплявшей его хламиду. Камень, обычный темно-серый, с большой примесью металлов (такой мог валяться где угодно), был обрамлен золотом наивысшей пробы.

Перекинув через левый локоть край серебристой хламиды, Хариб тремя пальцами коснулся застежки у себя на плече: сработал механизм, и края хламиды разошлись; хламида скользнула с плеч и повисла у него на локте, а застежка с камнем оказалась в его ладони.

— Прежде чем проститься с вами, посол Эйнрит, я хочу подарить вам это… — (Хариб протянул Эйнрит застежку) — этот камень, в некотором смысле, часть моей родины… Он с Прит, луны Агара… мира, с которого все началось… В свое время он стал для меня знаком, символом надежды… надежды на то, что мой народ, рано или поздно, освободится из оков проклятой Церкви, сбросит с себя тряпье темных веков, вырвется из лап кровожадного бога и обратится к истине, которая не в священных книгах, не в слепой вере в выдуманных подлецами богов, а в знании, в подлинной смелости и отваге видеть мир таковым, каков он есть. — Хариб стоял перед Эйнрит наполовину обнаженный. Из одежды на нем остались только свободная, жесткая на вид серебристая юбка, доходившая ему до колен, золотой пояс и открытые сандалии. Эйнрит не сразу заметила на груди агарянина множество шрамов, которые снова и снова воссоздавались, каждый раз, когда тот бывал в капсуле-сборщике. — Когда мой друг, — продолжал он, — человек, занимавший высокое положение в церковной иерархии и ставший при этом одним из вождей революции, дал мне этот камень, я еще не знал, что всего через несколько дней тирания Церкви падет… Тогда я впервые узнал о том, что нога человека уже ступила за пределы Агара… получил подтверждение своей надежде… получил основание верить в то, что следующие шаги уже недалеко. Впереди. И я поверил тогда. Я поверил в то, что мой народ вырвется из плена, отправится к далеким мирам, к звездам… Вот, что значил для меня тогда этот кусок камня! — агарянин прямо смотрел в глаза женщины. — А после камень был для меня памятью, напоминанием о тех днях… изменивших мой мир… Я хочу передать его вам. Прошу. Примите… — (Эйнрит протянула ладонь и Хариб положил в нее свой дар) — Помните! — сказал он, отводя руку, — В том, что произошло с Агаром, есть не только вина, но и заслуга Эвааля.

Сказав это, он поклонился аивлянке (жест, принятый среди агарян, означающий глубокое уважение и почтение) и, развернувшись, зашагал прочь, накинув на ходу хламиду и завязав ее узлом на плече.

Высокий мужчина в белом костюме и миловидная молодая женщина в вызывающе коротком красном платье шли, держась за руки по парковой аллее. Парк на Патриаршем холме был одним из немногих мест под открытым небом, где они могли побыть наедине, без посторонних. У них был всего лишь час. Потом ему улетать в Агрок, что в провинции Хаит: там уже третью декаду шло строительство нового океанского порта. В Агроке кипела работа — строилось временное жилье для рабочих, в руинах работали археологи, историки, архитекторы. Древний город оживал.

Внешность женщины была заурядной для агарянки: немного раскосые ярко-желтые глаза на округлом лице, огненно-рыжие густые волосы, аккуратные маленькие клыки слегка выглядывали из-за пухлых губ. Она была крепко сложена, но не склонна к полноте. Фигура ее приятно радовала взгляд, хоть и была далека от идеала. Все в ней было просто и умеренно. Бедра ее были в меру широки, четыре упругие как резиновые мячи груди — в меру велики. Но было в ней нечто такое, что притягивало к ней взгляд. Может быть, ее манера держаться? Как бы то ни было, но ее невзрачный на первый взгляд образ был настоящей ловушкой, попав в которую по неосторожности однажды можно было увязнуть так, что с того момента и самые яркие красавицы переставали существовать для несчастной жертвы ее очарования. Пять лет назад такой жертвой стал Шедареган — ее супруг и Император, бывший в то время первосвященником. Но, в отличие от всех прочих жертв обаяния Жадит, так звали женщину, Шедареган не получил отказа.

Жадит ответила ему тогда взаимностью, и вовсе не по причине того, что он был первоархипатритом, а она дочерью инженера, его подчиненного. Шедареган понравился ей потому, что был высок, красив, умен и… прогрессивен. Будучи священником, он держался весьма по-светски и не стеснялся в выражениях. Харизма Шедарегана и без высокого положения делала его объектом внимания многих женщин (и даже мужчин, но предпочитавший исключительно женские ласки Шедареган сильно отличался в этом отношении от большинства церковных иерархов). Неудивительно, что и Жадит не оказалась равнодушна к ухаживаниям молодого первосвященника, обращавшегося с ней как с равной, вопреки правилам веры, которыми Шедареган с легкостью пренебрегал. Между ними вспыхнула искра, быстро превратившаяся в пламя пожара, и огонь этот продолжал греть их союз вот уже пять лет, из которых последние два года они были женаты.

Среди агарянской знати можно было найти, если и не сотни, то уж точно десятки превосходивших Жадит красотой аристократских дочек: белоглазых, беловолосых, длинноногих и даже неглупых. Но не одна из титулованных красавиц не стала женой Шедарегана. Жадит была для него особенной. Император Шедареган любил молодую жену и даже не задумывался о второй и третьей, или о том, чтобы завести фаворитку.

Со времени, когда Аиб-Ваал покинул Агар, прошло уже больше года. Многое с тех пор изменилось. Многое еще предстояло изменить. Агар был еще далек от того мира, каким его хотел видеть Учитель. Но Шедареган сделает все, что в его силах, чтобы приблизить Агар к идеалу, имя которому Аиви.

До того как Шедареган с супругой, министрами, бизнесменами, журналистами и прочей знатью оказались на борту Эльлии, Аиб-Ваал много говорил с Шедареганом о своем мире. Часто они разговаривали в присутствии одной только Жадит, но иногда к ним присоединялись назначенные Аиб-Ваалом после переворота министры. Агримабар, Шибахразаг (известный как Святой Отец), Керг-Хагрип (он же Ветер), Рамт-Кор (он же Шахтер), Моргоз, Абафагиб, Бругорд — не так давно за их головы ССКБ обещала немалое вознаграждение. Обычно такие разговоры велись в каменной беседке-ротонде в зимнем саду патриаршего дворца и сопровождались демонстрацией голограмм. «Ангел Хранитель» зависал под крышей ротонды и проецировал изображения посреди собравшихся, которым порой казалось, что внутри дрона была неисчерпаемая бездна информации. Он не переставал удивляться тому, насколько сложна была эта машина. По словам Аиб-Ваала, помимо уже имевшейся в памяти дрона информации, он мог вместить данные всех агарских компьютеров, помноженные на двенадцать десятков.