Сзади сердито загудели. Игорь Николаевич обогнал телегу, в душе довольный тем, что принял участие в судьбе человека. Мимо промелькнул телеграфный столб с прибитым к нему ярко выкрашенным фанерным листом. «Пансион», – успел прочесть Игорь Николаевич и затормозил. Он зарулил назад, едва не задев шарахнувшуюся от машины лошадь, и остановился напротив рекламного щита. Старик заулыбался ему, как доброму старому знакомому, и телега заскрипела, загремела мимо, чтобы уже никогда больше ему не встречаться.

«Пансион «Деревенская тишина», – прочел Игорь Николаевич. – Озеро и природа. Европейский сервис. Отечественные цены». Внизу была нарисована одинокая зеленая пальма на маленьком острове, а вверху – охровый круг с волнистыми волосиками солнечных лучей. Стрелка указывала, скорее всего, на поворот на грунтовую дорогу, скрывавшуюся из вида в начинающемся здесь сосновом бору. На трассе метрах в пятидесяти от поворота работала большая дорожная бригада, засыпала колдобины битым камнем и укладывала новый асфальт поверх старого. «Хоть дальше дорога пойдет ровная, но, возможно, пансион – это как раз то, что мне нужно на ближайшую ночь», – подумал Игорь Николаевич и свернул с трассы.

На обочине дороги стояла деревенская девка лет двадцати с фигурой, достойной длительного описания, и махала рукой. Ей, казалось, было всё равно, приближается ли к ней двадцатилетний «москвичок» или такой автомобиль, непригодный для перевозки случайных пассажиров.

«Какая фигура! – подумал Игорь Николаевич. – Заехать бы с ней на ближайшую полянку. – Он уже было решил затормозить. – Но рожа, рожа…» – присмотрелся он и проехал мимо.

В лесу царил прохладный полумрак. Две разъезженные колеи вскарабкались на небольшой пригорок, на мгновение замерли на самой вершине и побежали вниз. Игорь Николаевич снял машину со скорости, предоставив колесам свободу, и они довольно зашуршали шинами. Ярко вспыхнула молния и плавно опустилась за кромку леса. Стало тихо. Так, как бывает только перед грозой. Раскаты грома спрятались за облаками, еще боясь нарушить оцепенение, овладевшее миром, и только легкий ветерок шелестел листвой, советуясь с тучами или с кем-то еще, стоит ли вообще проливать на этот мир дождь.

Дорога вынырнула из бора, свернула влево и побежала между лесом и озером. На озере прямо над водой в нескольких метрах от берега стоял большой двухэтажный дом с серыми бетонными стенами и ярко-красной черепичной крышей. К дому был проложен добротно сколоченный выкрашенный военной болотной краской деревянный мосток, заканчивавшийся несколькими ступеньками, ведущими на открытую веранду. Над дверью дома висела точная копия уже известного Игорю Николаевичу рекламного щита и чуть слышно поскрипывала.

Игорь Николаевич завел машину на хорошо утрамбованную площадку, по периметру обложенную валунами. Вдоль по берегу в нескольких десятках метров от мостка стояла на козлах укрытая брезентом моторная лодка. Остальная прилегающая к пансиону территория была девственно хороша для пожелавшего бы по-хозяйски обойтись с ней человека. И лишь в нескольких километрах от дома расположилась на холме небольшая деревенька.

«Машину бы укрыть от грозы», – подумал Игорь Николаевич, поднялся на веранду и постучал в дверь.

– Доктор? А по какой же специализации будете – хирург, там, или, может, просто терапевт? – спросил Павел Семенович гостя, когда тот представился, и притопнул об пол сначала одной ногой, а потом другой. – Я давеча тут ногу подвернул.

– Да нет, я, знаете ли, по женской части.

– А-а, ну в этом мы не нуждаемся. Таких специалистов у нас полон дом, если не вся деревня.

Павел Семенович, хозяин дома, оказался человеком подвижным, словоохотливым, живо интересующимся жизнью, с лицом, исполненным чувства причастности по меньшей мере к сотворению мира. Да ведь и Игорь Николаевич не был пустым человеком. Пока накрывали на стол, хозяин и гость успели обсудить кулинарные пристрастия отцов и детей, живших в различных исторических эпохах, мужчин и женщин сообразно с их возрастом и положением в обществе и даже кошек и собак различных пород.

Вместе с Павлом Семеновичем жили его жена Марина Сергеевна, сын Володька и Ленка, жена сына.

Когда стол был накрыт, все расселись. Во время еды старшие и Володька вели беседу о погоде и крайней желательности дождя, раз уж выдалась такая жара.

К чаю говорить, казалось, было уже не о чем. За спиной у Марины Сергеевны разнотонно верещал телевизор. Начинался очередной выпуск новостей, где уже в который раз рассказывали об очередной забастовке. Павел Семенович встрепенулся.

– Мерзавцы, сказал он, – довели страну до ручки. Разграбили, распродали, продались американцам и теперь жируют на народных костях.

– Да, – поддакнул Игорь Николаевич, чтобы доставить удовольствие хозяину дома.

– Ленина на них нету, Ленина! Он бы устроил им семнадцатый год! Им, видишь ли, социализм не понравился. Им, видишь ли, прав человека захотелось, – продолжал Павел Семенович. – А всё почему? Вот, говорят, Сталин был такой, Сталин был сякой, Сталин, дескать, на десять человек больше положенного расстрелял. А я вам говорю, что мало, ох, как мало расстреливали. Вот вы думаете, почему перестройка началась? Да потому, что выродков в свое время уничтожили, а детки-то их остались.