Надзиратель сильно смутился, услышав эти слова.

– Вы оба считаете, что это всё можно так просто решить? Нет, ну был бы ваш дед мёртв, мы бы просто отдали деньги ближайшим наследникам, а так мы общаемся с вами. Вы молоды и свободны от бремени потери времени, так что никто, кроме вас, не сможет придать Мистеру Форду такого заряда бодрости и жизненной энергии. И если не возражаете, больше к этому вопросу возвращаться не будем.

Глэдис всматривалась в труп и, казалось, уже начала видеть в нём проблески жизни. В то же время казалось, что она сама из-за некой болезненности эти же признаки жизни теряет.

До сеанса в театре оставалось два часа, и все решили чуть лучше одеться по такому случаю…

Все четверо ринулись в сторону театра… Глэдис всё ещё плохо себя чувствовала, но решила пойти со всеми.

Весь первый акт Глэд чесалась, ей было неудобно сидеть на месте, а тем более дожидаться антракта. Её насквозь пронизывало ощущение, будто она гниёт изнутри. После первого акта она перебралась в туалет и старалась привести себя в чувство, стоя перед зеркалом. На несколько секунд ей показалось, будто в отражении появилось лицо мервеца: старые седые волосы, бледная морщинистая кожа, ослепшие глаза и в целом неприглядный вид. Однако это ей просто привиделось. Леон решил, что это не что иное, как шизофрения, хоть и не знал всех подробностей безумства сестры.

По окончании антракта в зал вернулись все, кроме Глэд. Её брат мог ей только посочувствовать. После третьего звонка она всё ещё была в уборной и пыталась привести себя в чувство.

Во время представления Леон подумал, рассуждая с самим собой, как же точно спектакль передаёт жизнь, однако и жизнь не менее театральна. В эти одинокие рассуждения вмешался посторонний голос, уже не из головы, который возразил:

– Притворство есть жизнь, и лишь игра – театр.

Леон попытался найти говорящего, но попытка не венчалась успехом. Однако в этот момент подкралась Глэд и извинилась, сообщив, что собирается в клинику. Все отнеслись к этому с пониманием.

После театра уже совсем мужская банда решила отправиться в клуб. А Глэдис уже отсидела очередь, получила таблетки по страховке и пошла одна домой, в свою холодную постель…

В клубе было достаточно весело: Леон покупал напитки и приставал к каждой хоть сколько-нибудь симпатичной девушке, однако все его так или иначе отшивали. В то же время Мистер Форд имел большой спрос среди дам за счёт своих выдающихся качеств: знаменитости и молчаливости. Пара женщин тёрлась вокруг него, но лишь одной он «подарил поцелуй».

Надзиратель решил, что для Форда хватит, и предупредив Леона, что остальная выпивка уже за его счёт, ушёл с Фордом домой. Однако Леон уже ничего не понимал и первым же делом прокричал нечто вроде «Пируем все! Всем выпивку за мой счёт!»

Домой он притащился позже всех, по дому шёл на ощущение тепла. Так он набрёл на спальню покойного. По бокам кровати трупа стояли две постели поскромнее, по-видимому, для них, как для гостей. «Всё же двум родственникам можно спать в одной комнате. Мы с сестрой постоянно так спали, пока не стало хватать денег на новое жильё. Хотя, их и не стало хватать в итоге. Но при переезде нам казалось, что всё изменится к лучшему» – думал про себя Леон. И после этих мыслей лёг спать.

Посреди ночи его разбудил тихий шёпот Глэд, обращённый к трупу. Она была вся бледная, и голос её было не разобрать. Говорила она так долго и тихо, что Леон перестал замечать этот шёпот и вновь уснул.

На утро Глэдис и Леон бодро встретили Гардена, а затем они вчетвером пошли завтракать в тот же ресторанчик, где были вчера. Леон пил только воду и молча ел завтрак, а Глэд обсуждала с надзирателем, каким её троюродный дед был при жизни.

– Форд у нас человек высокого полёта, но живущий оседлой жизнью в связи с обстоятельствами, о которых принято спрашивать только лично… Он создал этот райский уголок чисто за счёт своего состояния. Все налоги идут ему, в виде платы за землю или что-то типа того. А он просто заново пускает в оборот деньги в разных местах, откуда они расходятся по рукам и так далее. Рабочая система. И главное, так он сохраняет почти все свои деньги при себе. Страшно представить, что будет с городом, если Форд коньки отбросит. Тьфу-тьфу-тьфу, – он постучал по дереву. – Собственно, поэтому вы и здесь.

Гарден также рассказал, что Форд был жизнерадостным, но немного жадным. Он устраивал в городе праздники, открывал новые жилые кварталы и строил рабочие дома, где люди могли и работать, и удовлетворять свои потребности. Однако, он не делал себя ни мэром, ни каким-то ещё правителем. Он просто организовывал жизнь в городке и поддерживал её, но последние пару лет усыхал вместе с самим городом. Часто впадал в депрессию и тщательно готовился к моменту своей смерти. Что было до начала строения мануфактур и жилых комплексов, надзирателю было неизвестно, поскольку сам он был среди «приезжих».

Завтрак подошёл к логическому завершению, все поблагодарили повара и отправились на прогулку в парк-заповедник.

Гленн сказал, что Форд любит охотиться в этом месте. Гарден вновь стал относиться к хозяину как к живому, что встревожило Глэдис. Она заметила, что он становится несколько неадекватен, когда верит в то, что Форд всё ещё жив. Несколько минут спустя Гарден приметил в зарослях оленя, на что и обратил внимание Эвансов. А затем застрелил животное из ружья, которое спрятал ранее за спину Ганна. Брат и сестра смотрели на подстреленного оленя глазами, полными ужаса, пока Гленн хвалил Форда за подстреленную дичь, жал ему руку и обнимал. После, он позвонил кому-то и сказал, чтобы из заповедника тушу отнесли на кухню. Они двинулись дальше, Леон отнял ружьё, попросив и надзирателя, и покойного не стрелять по животным во время прогулки.