Шрифт:
Анализируя сложившуюся ситуацию, я понимал, что имея столь ограниченные возможности в технике, приборах и времени, не смогу научно обосновать теорию отторжения. Тем более, я не был ученым, а всего лишь инженер-технологом по размещению и установке радиолокационных приборов.
В очередной раз я закрыл за собой толстые створки внешней обшивки и поспешил в отсек управления. Но быстро покинуть шлюзовой отсек мне не удалось. До меня донесся быстро нарастающий гул. Я не мог понять, откуда он исходит и что вообще это может быть. Сама природа этого звука была мне чужда, напоминая гул дрожащей земли на поверхности, который мне не посчастливилось услышать и запомнить на всю оставшуюся жизнь, какой короткой бы она не оказалась. Я стоял, как под гипнозом, чувствуя опасность, но неспособный, что-либо предпринять против невидимого врага. Мой корабль погружался в песок, а я продолжал бездействовать. Голова была как в тумане и из нее, вместе с моими страхами, выплывали безумные мысли, над которыми я почему-то стал задумываться.
Невидимый враг? Нет, он очень даже видимый. Целая планета! А почему враг? Это я пришел сюда незваным гостем, чтобы торчать здесь, как заноза и привести за собой целый отряд себе подобных. Они сразу начнут ползать по могучему телу планеты, как черви, вгрызаясь в плоть своими машинами, доставляя ей боль. Но мы столкнулись с планетой с очень сильным иммунитетом! Она не позволит нам размножаться на ней, как насекомым, сосущим из ее недр кровь.
В глазах стоял красноватый туман, подтверждавший мои мысли. Только сейчас я заметил, что это была густо клубившаяся пыль, просачивавшаяся обратно, через вакуумную вентиляционную систему, наполняя собой весь шлюзовой отсек. Что было просто невозможно! Но только не здесь. Густая, красноватая пыль незаметно и плавно проникала с каждым вдохом в мои легкие. Дальше, просачиваясь в кровь, попадала вместе с ней в мозг. Планета нашла, как до меня достучаться и сообщить о моей роковой ошибке. Узнав из моих мыслей, что следом за мной летит целая группа с научной лабораторией, она оставила меня в живых, давая возможность предупредить остальных. Пыль стала резать глаза, вызывая слезы, словно я плакал, раскаиваясь в содеянном поступке. Но планета была неумолима. Проникнув таким оригинальным образом в мой мозг, она продолжала вызывать различные видения, используя мою память, чтобы быть убедительней, подбирала наиболее близкие и доступные мне образы.
Я продолжал стоять в шлюзовом отсеке, окутанный красноватой пылью, обливаясь слезами, теперь, скорее, действительно от раскаяния, а не от жуткой рези в них. При этом я осознавал все происходящее, ни на секунду не сомневаясь, что со мной говорит ПЛАНЕТА. Я не задумывался над тем, как это было возможно. Был просто убежден.
Картинки, вспыхивающие в моем сознании, воспринимались с трудом, но были понятны. Планета показывала мне свой фотоальбом, когда была молодой и приветливой, когда еще не превратилась в озлобленную на всю Вселенную старуху, прогоняющую со своего порога любого, надумавшего приблизиться к ее одинокой келье, где она дала обет покончить со всем живым. Я видел существ, обитавших на этой планете миллионы лет назад, высокоразвитых, несущих в себе культуру и познающих смысл жизни, отдаленно напоминавших людей, потребительски относившихся к ней. Я видел города с длинными мостами, перекинутые через широкие реки, дома удивительной конструкции, вершины которых терялись в облаках, произведения искусства, мне совершенно непонятные, но я осознавал их ценность. Существа, обитавшие здесь, хранили памятные для себя вещи, создавали что-то на века, мечтали о будущем, непременно хорошем, которое обязательно будет лучше у детей, и детей их детей. Теперь в этих песках витают только воспоминания о целой цивилизации, где каждое существо страдало, любило, надеялось.
Как это ни странно, я не просто видел переданные мне, непостижимым образом, фрагменты жизни целой цивилизации, но чувствовал Планету. Я был удивлен, что она передо мной оправдывается, показывая, что стряхнула с себя все живое, как мокрая собака отряхивается от воды. Для нее это было, как заселение микробами, с которыми она справилась, приобретя при этом смертельный, для любого живого существа, иммунитет. Я был микробом, осужденным на смерть, но я только что видел жизнь и гибель целой цивилизации и, ошарашенный всем, что со мной произошло, уже не испытывал страха.
Пыль стала оседать, песок покинул глаза вместе со слезами. Постепенно я пришел в себя, продолжая прибывать в шоке после подобного контакта с внеземным, и таким необыкновенным разумом. Я проникся к Планете сочувствием. Это трудно объяснить, потому что я мыслил примитивно, по земным меркам. Планета была наделена своеобразным благородством, не убив меня сразу, позволяя предупредить мне подобных о невозможности высадки на нее, и последствиях, связанных с этим. Она дала мне шанс! Я должен сообщить на прибывающий «Пионер 2», обо всем! Они не поверят, скажут, я сошел с ума. Не важно. Но я расскажу, все как было. Это мой долг, и не только перед самим собой и прибывающими коллегами. Я сюда не вернусь! Мне хватило и одного сеанса исторического экскурса.
После случившегося в шлюзовом отсеке я был практически уверен, что неисправности не в корабле, а исключительно в моей голове. Решение было принято – я лечу на встречу с «Пионер 2» и перехватываю их еще на подлете. Полет займет всего пару дней, за это время я придумаю, как выглядеть наиболее убедительным и что рассказать ученым мужам о том, что узнал. Конечно, мне все равно не поверят, но мой долг уберечь не только людей от этой планеты, но и ее от нас. Пускай потом исследователи сойдут с ума, убеждаясь, что я был прав, так как их полный атеизма мозг не сможет воспринять то, что с ними там будет происходить. Сомневаюсь, что теперь планета снизойдет до того, чтобы пугать прилетевших людей страхами, вытащенными из их же подсознания. Она уже сделала один предупредительный выстрел – теперь огонь будет вестись на поражение.
Я не переживал из-за топлива и разряжающихся батарей. Топлива хватит, несмотря на показания приборов – теперь я это просто знал. Я принял правильное решение. Планета ХР8112 не будет возражать, удерживая незваного гостя, решившего так быстро ее покинуть.
Минус девять
Створки разошлись в стороны, и я вошел в кабинку, привычно нажав на кнопку «один». Двери лифта закрылись, но спускаться, он, похоже передумал. Почувствовав, как сердце ускорило свой темп, а воздух в кабине стал тяжелым и густым, я стал судорожно нажимать на единичку. Но лифт остался на месте – он холодно игнорировал мои попытки выбраться из ловушки.
Поверив, наконец, что все-таки застрял, я достал телефон, чтобы вызвать помощь. И в этот момент лифт словно испугавшись, что я пожалуюсь на него, сорвался вниз. Вся кабина тряслась, отчего мне приходилось хвататься за гладкие стены, пытаясь удержать равновесие. На электронном циферблате быстро сменяя друг друга, мелькали цифры этажей, мимо которых, экспрессом проносился мой лифт, стараясь нагнать упущенное время. Свет в тесной кабинке стал тусклым, почти погас, отчего красные цифры стали еще ярче, словно акцентируя мое внимание на себе. Я смотрел на них, как загипнотизированный, готовясь к удару, который переломает мои ноги и позвоночник. Но продолжил смотреть на циферблат, скованный ужасом ничего не предпринимая. Я не знал, что надо делать в таких ситуациях. Может, нужно было как-то сгруппироваться.