К двум часам пополуночи мы возвратились на «Сынка», которого, впрочем, едва нашли, так как в наше отсутствие матросы под руководством боцмана нарубили деревьев на острове Паданг и совершенно скрыли ими судно.

Следующий день посвятили перегону минных катеров с дрейфующего в десятке миль к весту «Крейсера», перегрузке угля и составлению плана атаки. Решено было, что я и старший офицер «Крейсера» с двумя катерами нападем на корвет «Бритон», войдя в Новую гавань с востока, а старший минер на третьем катере атакует «Филомел», но не ранее, чем услышит взрывы в Новой гавани. Кстати, его катер вооружили не шестовыми минами, а одной из четырех имевшихся на «Крейсере» самодвижущихся мин Уайтхеда; мы решили, наконец, опробовать их в деле.

Предполагая взять с собой и зажечь в удобном месте шампунку, ее наполнили дровами и сучьями, облитыми керосином. Как только солнце село, мы подняли пары. В 10 часов вечера «Сынок» с шампункой на буксире и в сопровождении катеров перешел в пролив между островами Св. Иоанна и там стал на якорь. Атакующие разделились и двинулись далее — два катера, мой и старшего офицера в сопровождении шампунки пошли в Новую гавань, а катер минера, вооруженный миной Уайтхеда (он, разумеется, никому не доверил бы использовать новейшее и мало освоенное орудие)— на рейд. Мишенью для него выбрали канонерку «Филомел», как наименее важную из целей – при неудаче последствия будут менее чувствительны для общего плана.

Ночь выдалась безлунная и очень темная; мы заранее поставили на катерах фальшивый рангоут с парусами, прикрыв ими котлы и трубы.

Немного впереди «Бритона», не доходя кабельтова до пароходов судоходной компании «Кама и К°» с грузом опиума, стоявшего в окружении больших китайских джонки, шампунка тихо отдала якорь. Задержавшись на нем, застопорили якорный канат, имевший более полутораста саженей в длину, и тотчас подожгли горючий материал. Огонь быстро охватил палубу и мачты, стопорки у каната обрезали, и шампунка быстро понеслась по течению на джонки и пароходы.

Сняв с шампунки людей, мы прошли без шума немного далее и остановились на траверзе «Бритона», ожидая удобной минуты. На корвете раньше всех обратили внимание на пожар. На пароходах и джонках работ не было, все спали мирным сном. На палубе «Бритона» послышались движение и команды. Паровой катер подошел к трапу, два фалрепных фонаря моментально зажглись и так же моментально погасли, когда катер отвалил. Электрический фонарь с фор-марса осветил громадное пространство впереди и мы увидели, что шампунка успела зажечь несколько джонок и пароход, и там царил невообразимый хаос. Но чем яснее было впереди корвета, чем лучше его сигнальщики и часовые видели действие огня на судах, тем хуже они могли заметить что-либо вокруг себя и сзади. Настал момент действовать!

Я направил катер в сторону центрального каземата корвета, а старший офицер — под корму, чтобы шестовая мина пришлась около левого дейдвуда. Имея небольшое пространство перед собой из-за узости пролива, мы шли тихим ходом, не выпуская ни одной искры из трубы. Но, тем не менее, с кормового банкета раздался оклик: «Boat ahoy!» [39]

— Ау, ау! — отвечал я и остановил машину. Часовой опять крикнул и вскинул ружье, но в этот момент шест коснулся борта, и гальванный кондуктор, повинуясь моему сигналу, замкнул цепь. Раздался взрыв. Поднявшийся столб воды еще не успел опасть, как прогремел новый взрыв - это поразил цель второй катер.

Моментально все смолкло в Новой гавани. Электрический свет погас, и среди мертвой тишины и непроглядного мрака ночи слышны были удары винтов удалявшихся миноносок и треск горящих джонок и пароходов. Уже на выходе из пролива мы услышали третий взрыв и частую и беспорядочную пальбу на рейде и поняли, что в эту минуту решалась судьба «Филомела».

Когда с канонерки заметил пожар у Пуло-Брани и отправили туда свой катер, наши, державшиеся недалеко и наблюдавшие, пошли на «Филомел» полным ходом.

Там, вероятно, миноноску приняли за собственный катер, почему-то возвращавшийся, и вызвали фалрепных. Старший минер, не отвечая на оклик, подошел на несколько саженей и замкнул гальваническую цепь, выпустив подвешенную под килем катера мину Уайтхеда. Но не успел он скомандовать «Задний ход!», как шкафутный часовой сделал по нему выстрел, а затем почти мгновенно открылась пальба с канонерки из винтовок и картечниц. Громыхнул взрыв – сработала мина Уайтхеда, - и канонерская лодка стала оседать на левый борт. Но на этом дело не было закончено. Паровой катер с «Филомела», шедший к месту пожара, заметил нашу миноноску, по несчастью, попавшую в полосу электрического света от фонаря «Пингвина», и, осыпаемый выстрелами своих же судов, самоотверженно погнался за ней.

Одна из пуль пробила плечо нашего минера, и тот без сознания повалился на пайолы; командование катером принял унтер-офицер Рыбальченко, старший штурвальный с «Крейсера», откомандированный временно на «Сынка». Это был опытный служака, видавший виды за время службы, трижды ходивший с Балтики на Тихий океан и обратно. Не однажды он пил чистейшие ром и виски на Мальте и в Гобертоуне, Гонконге и Шанхае вместе с англичанами и не однажды с ними же глумился от души над французами, разбавлявшими немилосердно эти напитки водой. И теперь он смело и спокойно твердой, привычной рукой правил штурвалом миноноски, и был уверен, что не позднее как завтра так же спокойно вертеть штурвалом «Сынка».