– Кушать хочется, – печально протянула Берта, выразив таким образом наши общие чаяния.

– Ничего, тебе поголодать не вредно будет, – не смог промолчать Гуго.

– С чего бы это? – удивилась циркачка, демонстративно проведя рукой по талии. – С чего ты взял? Да и не всем худышки нравятся. Скажи, Себастьян!

– Хватит уже! – взорвался я, улегся на покрывавшую днище солому и предупредил: – И только попробуйте меня побеспокоить, пока до города не доберемся! Вовек не забудете!

– Да ладно, чего там, – вздохнул фокусник и начал насвистывать себе под нос незамысловатый мотивчик.

– Перестань!

– Это «Полет стрижа»! – возмутился Гуго. – Маэстро Антонио гениален! Его оперы ставят по всем Святым Землям! Как, вообще, можно не любить искусство?

– Искусство – люблю, но не в твоем исполнении, – хмыкнул я.

– Я, между прочим, с Лири-старшим знаком был, – пробурчал фокусник, – и он даже звал меня в свою труппу…

– А ты? – заинтересовалась Берта.

– Отказался, конечно! Папенька у маэстро Антонио тем еще жуликом был! – рассмеялся Гуго и предложил: – Сухарь будешь?

– Давай, – вздохнула девушка и достала из тюков фляжку с водой.

– Вот всем и говори, мол, хозяин на сухарях и воде держит…

– Тише вы там! – потребовал я, перевалился на другой бок и как-то совершенно незаметно для себя самого задремал. Оно и к лучшему…

Растолкали меня уже в Рживи. Хотя что значит растолкали? Всего-то Берта своим нежным голосочком «просыпайся, дорогой» прошептала, а такое впечатление – со всего маху под дых заехали.

Вскинувшись, я спросонья завертел головой по сторонам, потом выругался и соскочил с телеги в дорожную грязь.

– Испугался? – рассмеялась циркачка.

– Иди ты, – пробурчал я, разглядывая окруженные невысокими заборчиками дома. Добротные крыши, резные наличники, застекленные окна. Сразу видно, не деревня какая-нибудь, а окраина пусть и захудалого, но городка.

Вон и столб с герцогской лилией в землю вкопан. Коронный город, и никак иначе.

– Но ведь легче стало? – стрельнула глазками Берта. – С утра сам не свой был.

– Стало, стало. Спасибо большое.

Пусть на душе по-прежнему скребли кошки, но уже не хотелось затянуть на шее веревку с камнем и сигануть в омут. Вроде пустяк, да только и это дорогого стоит. Когда так и тянет утопиться, на работу сил уже просто не остается.

– Мы в «Яхонтовую жабу» заселимся, – предупредил Гуго. – Дыра жуткая, но сразу напротив питейное заведение имеется из приличных. Приезжие торговцы туда частенько после трудов праведных рюмашку-другую опрокинуть заходят, поэтому на чужаков никто пялиться не станет.

– Значит, там и встретимся. – Я стянул с телеги сумку, хлопнул фокусника по плечу и зашагал к карете, возница которой, не мудрствуя лукаво, завернулся в плащ и дремал на козлах. – Обживайтесь пока.

Гуго взмахнул вожжами, и телега, чавкая в грязи колесами, поехала вдоль улицы.

– До встречи, дорогой! – елейным голосочком попрощалась Берта.

Я только рукой махнул. Встрепенувшийся при моем приближении возница зябко передернул плечами, сладко зевнул и начал приглаживать торчавшие в разные стороны усищи.

– Добро пожаловать в город, ваша милость! – Он предупредительно распахнул дверцу кареты. – Куда изволите?

Загорелый до черноты мужичок средних лет с торчащими из слишком коротких рукавов форменной куртки жилистыми запястьями чем-то неуловимо походил на отставного моряка, списанного с корабля за беспробудное пьянство. В действительности же Валентин Дрозд был наглядным подтверждением тезиса об обманчивости внешности, поскольку не только не имел никакого отношения к флотской службе, но и не испытывал пагубного пристрастия к горячительным напиткам.

Этим, впрочем, его достоинства по большому счету и исчерпывались. И какого рожна вербовщику Тайной службы приглянулся усач, оставалось для меня загадкой.

– В гостиницу, Валентин. – Я закинул сумку на лавку, сам забрался следом и на всякий случай уточнил: – Ты ведь здесь Валентин?

– Так точно, командир, – блеснул золотым зубом подручный и захлопнул дверцу. Вскоре раздался звонкий шлепок, и покачнувшаяся карета тронулась с места.

Устроившись поудобней, я отодвинул в сторону занавеску и через пыльное стекло принялся глядеть на проплывавшие за окошком здания. Очень быстро частные владения не самых зажиточных горожан сменились неприглядными кузницами и мастерскими, и в горле запершило из-за едкого дыма. К счастью, не желавший дышать этой гадостью Валентин куда-то свернул, и дальше мы покатили меж купеческих складов и лабазов. За ними потянулись особняки с лавками на первых этажах, и вскоре карета выехала на мощенную брусчаткой набережную – не иначе как центральную улицу городишка.