— Нельзя. — словно дублирует голос в ее голове Александр, легонько щелкнув девушку по носу и пристально посмотрев на нее. — Кто-то бросает, ты уже забыла, дорогуша? Давай, чеши с девочками и не забудь занять мне место. Бегом, бегом!

Валерия смеется и отмахивается от него, быстро чмокая блондина в губы и догоняя Яну с Натали, которые уже ушли вперед, пока она торговалась с Лагранжем за возможность не расставаться ни на секунду.

Месхи недовольно закатывает глаза и хлопает Алекса по спине, недовольно хмыкнув и скрестив руки на груди. Ревновал ли он друга к девушке? Разве что самую малость. Просто раньше они дружили практически все время, а с появлением несносной Царевой получалось так, что теперь друг уделял куда большее внимание ей. Впрочем, Давид правда понимал, что к чему и обычно не лез. Если быть совсем точным — никогда не лез.

— Пошли уже, Ромео. — будто старый дед, ворчит адыгеец и первым направляется к той самой ограде, за которой и собирались все курильщики в перерывах между парами. Максим, Руслан, Алекс и Витя проследовали за ним, идя буквально по пятам друг за другом, гуськом — им предстояло пробраться через большую дырку в заборе, чтобы не обходить приличное расстояние до калитки, а там все вместе они не влезут точно. Да и тропинка, ведущая к этому самому забору, была уже достаточно узкая, а широкоплечий Месхи пробивал им путь.

Алекс первым закуривает, еще даже не переступая черту забора и, после первой долгожданной затяжки, перекидывает пачку парламента впереди идущему Руслану. Лагранж ведь прекрасно знал друга — у него нет с собой сигарет. То в машине забыл, то в магазин зайти забыл, то еще что-нибудь, одним словом — Костомаров. Человек-хаос, который может забыть абсолютно что угодно, даже про приемы пищи.

— Ну что, парни. Кто еще что расскажет? — с легкой улыбкой протягивает Лекс, присаживаясь на небольшую самодельную древнейшую лавочку и после оглядывает парней.

Всегда были такие темы, которые при девочках опасно озвучивать, ну или же просто не рекомендуется. Ну, или не очень красиво. А сейчас, оставшись в сугубо мужской компании, ребята и правда могли наговориться обо всем, о чем им только хотелось. Они не стеснялись друг друга и обсуждение проблем каждого из них давно вошло в практику долгого общения.

— Мне Наташка нравится. Сильно. Кажется, она стала еще красивее за лето, вы так не думаете? — подал голос Витя, который до этого момента не издал ни единого звука, кроме приветствия. Кажется, стоя в компании этой самой Наташи, он просто проглотил язык и не мог выдавить из себя ни слова. Все-таки, не зря Брагин слыл самым скромным парнем здесь — краснел, мялся, бледнел при девушке своей мечты. Вот только проку с этого не было — рассказать то о своих чувствах он ей никак не решался. А Натали этим и пользовалась — крутила им, как хотела, в разные стороны. Витя и рад был — еще бы, ведь он может быть хоть как-то ей полезным. Это практика была не совсем здоровых отношений, но сейчас это больше напоминало замкнутый круг. Казалось, что Брагин никогда не сможет признаться ей в чувствах, сколько бы друзья ему это не советовали. Просто ему не хватало уверенности в себе, решимости, а также ощущения того, что Наташе он тоже нравится.

— Начинается… — с долей раздражения в голосе протягивает Новиков, вальяжно расположившись на скамейке рядом с Лексом. Где бы ни находился Макс, он чувствует себя королем в абсолютно любой ситуации. А сейчас имело место быть такое ощущение, словно он король на троне, а не курящий студент на разваливающейся скамейке.

— Ты уже либо подойти к ней, либо заканчивай нам мозги парить. — поддакивает другу Давид, недовольно фыркнув и чуть не закашлявшись от слишком глубокой затяжки крепких сигарет Лагранжа. Кажется, сегодня у них одна пачка на всех. — Серьезно, Вить. Вот это она должна переживать, что тебе не нравится, а уж далеко не ты. Давай, заканчивай с этим нытьем — «любит-не любит». Бери и делай, если хочешь.

Ох, если бы в жизни все было так просто, то скорее всего Брагин бы уже давно сделал это. Но иногда страх оказывается гораздо сильнее любого чувства и сам человек не понимает, как прогибается под его напором и отказывается от того, чего он действительно хочет. Как и в случае с Брагиным — он хочет Наташу, но не получает ничего. Почему? Потому что боится. И не хочет свой страх преодолевать.

— Да чего вы накинулись-то? — вступается за друга Руслан, которому вообще такая агрессия со стороны молодых людей непонятна. Как будто бы им сложно просто взять и выслушать светловолосого, поддакнуть и промолчать. — Ну любит он эту Наташу, что теперь сделать-то? Не парься, Вить, все разрешится, вот увидишь. А ты правда, будь поактивнее, что ли. Не бойся быка за рога брать.

Костомаров дарит другу ободряющую улыбку и, выкидывая сигарету в урну, поднимается, направляясь к прорехе в заборе. До начала занятий оставалось всего несколько минут, и они уже явно опоздали, просто потому что не успеют до необходимой аудитории дойти.

— И правда, нечего переливать из пустого в порожнее. Идемте. Дальше видно все будет. — подводит итог Давид и все-таки улыбается своему несмелому другу, желая его ободрить.

Витя лишь кивает. Он привык к тому, что ребята на него вечно рычат или пытаются заставить его что-то сделать, продавить своим мнением. И с его стороны — это было нормально. Они друзья, и значит, безоговорочно правы.

«Страх — это не то, что показывают в фильмах ужасов. Человек не дрожит, когда боится по-настоящему. Он замирает, не может пошевелиться. Дрожь приходит позже» (с)

Она бежала так, словно бежит в последний раз. Хотя, это с какой стороны посмотреть, ведь, вероятнее всего, так оно и было. Шаг, еще один, а за ним еще, и в какой-то момент кажется, что все уже хорошо, что еще чуть-чуть, и темноволосая девушка как ни в чем не бывало переступит порог своей квартиры, повесит куртку на крючок в шкафу в прихожей, а после они вместе с мамой и младшим братом пойдут пить чай. Но как бы не так — это была роковая ошибка, выходить за майонезом для салата в темноте, пусть и было то еще всего восемь вечера, но такой опрометчивый поступок не смог не повлечь за собой отвратительных, пагубных последствий. Знать, что в городе в последнее время орудует маньяк, который не проявляет ни капли жалости к своим жертвам, ни капли сострадания, и все равно пойти.