Медея… Наверное, она уже вышла замуж. Может быть, нарожала кучу детишек, растолстела, расплылась, превратилась в мягкую и круглую булочку, точную копию своей матери, и думать забыла обо мне. Если уж и здесь мне не удастся вырвать эту занозу из моего сердца, значит так тому и быть — пусть оно да самой смерти сочится болью при воспоминании о тех ясных глазах, розовых губах, золотых волосах.

Кстати, о волосах. Если где-то на побережье Тавриды и можно было встретить настоящую медовую блондинку, так это только в Ламосе. Уж я-то знал, за время моих скитаний повидал достаточно.

Хотя и здесь они были большой редкостью. Среди черноглазых и черноволосых листригонов даже я со своей каштановой шевелюрой казался чуть ли не белой вороной, а такие женщины вроде той, что сейчас пыталась пересечь катящий по набережной людской поток — светлокожей с волнистыми волосами, так напоминающими Золотое руно — казались среди местных жителей редкими золотыми крупинками в черном вулканическом песке.

Интересно, какого цвета у нее глаза? Хотя какая разница, при такой-то заднице и ножках? Судя по цвету загара и отсутствию багажа, она была местная, хотя одета как туристка. Женщины Ламоса наряжаются только в будни для выхода в церковь и дальнейших посиделок в кафе, и тем более, не тратят деньги на такие глупости как натуральный лен, конопляный деним и кожаные сандалии-гладиаторки, явно дорогие и явно сшитые за пять тысяч миль отсюда.

Упс, я загляделся и не успел заметить, как она резко шагнула в сторону и врезалась прямо мне в грудь. И тут же отлетела в сторону, упругая, словно мячик. Сумка сорвалась с плеча, под ноги высыпалась какая-то женская хрень, небольшой серебристый цилиндр откатился далеко в сторону.

Ладно, надо помочь этой неуклюжей.

— Ваш термос. Прошу прощения.

Она подняла глаза и рассеянно прищурилась. И тут, как гром среди ясного неба, прозвучало то, что вот именно сейчас я еще не был готов услышать:

— Ты?

Прошла целая вечность, прежде чем я вспомнил, как надо дышать. Я даже вспомнил, как надо улыбаться. И неотрывно смотрел в лицо, которое не видел восемь гребаных лет.

Медея Ангелисса. Девушка, ставшая моей с благословения богов. Девушка, которую я так и не сумел изгнать из моей головы и сердца.

Ставшая еще красивее, чем была восемь лет назад. Мне пиздец.

МЕДЕЯ

— Ты зачем сюда явился?

Набережная куда-то плыла у меня из-под ног, воздух застревал в горле, но голос почему-то звучал уверенно и резко.

— А разве нельзя?

Нельзя, хотелось сказать в ответ. Ты не должен был возвращаться сюда после того, как бросил меня. После того, как я столько сил потратила, чтобы построить стену забвения между своим прошлым и настоящим. Ты не имел права становиться таким зрелым и мужественным. Таким опасным для меня.

Сейчас, при взгляде в эти неправдоподобно синие на темном от загара и морского ветра лице все мои стены обрушились в прах.

У меня даже защипало в носу, такой несправедливостью показалось, что время не просто пощадило его — оно смело всю шелуху, стесало все лишнее, юношеское, незрелое, оставив лишь цельную и гармоничную суть.

То ли от злости, то ли от смущения запылали щеки, и Ясон, заметив это, легко дунул мне в лицо. Такой знакомый старый трюк. И все то же спокойное легкое дыхание доброго и бесстрашного человека.

Испугавшись, что вот-вот разрыдаюсь, я выхватила у него термос и трясущимися руками стала заталкивать обратно в сумку. Большая тень накрыла меня целиком. Конечно, Ясон стоял надо мной и наблюдал, как я мучаюсь с сумкой.

— А ты?

— Что я?

— Все еще живешь здесь?

— Конечно, живу. Яшка с Гришкой все время пропадают в море. Виноградниками занимаемся только мы с отцом.

Конечно, я уезжала из Ламоса. Сначала в Пантикапеи, чтобы получить профессию винодела-технолога, затем для обучения в школе сомелье, еще позже на стажировки в Бордо и Калифорнии. Но обсуждать историю моей жизни с Ясоном Нафтисом я не собиралась. Хотел бы знать, остался бы со мной.

— Говорят, ты восходящая звезда в мире виноделия…

Надо же, оказывается, он уже в курсе. И кто же нас во все посвящает? Или он шпионил за моей жизнью через фейсбук и сайт винодельни Ангелисов? Я, например, его в соцсетях не нашла. Хоть и пыталась. Хоть и не признаюсь в этом никому, ни за что, никогда.

— А ты откуда знаешь?

— От твоих братьев.

Я мысленно поставила себе галочку прикончить Яшку с Гришкой.

— И решил приехать именно сейчас?

Спустя восемь лет?

— Ну, да.

Он пожал плечами и ответил так небрежно, словно нам снова пятнадцать и восемнадцать лет, и он просто выходил из дома в погреб, чтобы потихоньку от тети Песи нацедить нам полкувшина молодого вина. И вот мы стояли друг напротив друга, но уже другая вода плескалась у наших ног и другое солнце сияло над головами.