— Ты могла не заявлять о своём нераскаянии во грехе, а сказать иначе — что не могла совладать с ним, ибо человек слаб. Вот теперь за свою гордыню и будешь снова мести двор.

— Хорошо, матушка, — улыбнулась Дора, — Мне этот труд не в тягость.

— Вот и славно. Ступай, с завтрашнего дня начнёшь послушание, сегодня поговори с сёстрами, они тебя ждали.

Доре выделили келью, в которые она разложила немногочисленные привезённые с собой и взятые тут вещи, в том числе простую монастырскую одежду. Потом её ждали помывка в мыльне, ужин в трапезной, вечерняя молитва в прилегающем к монастырю храме и разговоры за полночь сёстрами.

Монахини расспрашивали Дору и о Бригитте. Она честно рассказала им всё, что с ними случилось, чем вызвала шокированные восклицания сестёр.

— Вот неблагодарная! Её облагодетельствовали ни за что ни про что, а она только грех и беду принесла твоей семье.

— Когда человек одинок и неопытен, немудрено и ошибок наделать, — возразила со вздохом Дора, — Я вот теперь тоже не просто так тут, а наказана высоким судом за свой грех и свои ошибки. Так что я не судья Бригитте.

Потом был разговор с оставшейся после всех сестрой Августой. Ей Дора рассказала и про то, как она тосковала, будучи замужем, как чувствовала себя одинокой и никому не нужной и как оказалась не только без поддержки в трудное для неё время, но и сама должна была служить поддержкой для мужа.

— Сестра, вы представить себе не можете, как я хотела тогда приехать и рассказать вам всё, посоветоваться и получить утешение, — говорила Дора со слезами на глазах.

— Ну вот, теперь ты здесь, и всё плохое позади — утешала её сестра Августа, похлопывая по плечу, — А трудности… Они всегда бывают, даже тут не всё гладко порой, что уж говорить про мирскую жизнь.

Очень раннее пробуждение для утренней молитвы, от которого Дора уже отвыкла, да с учётом ночных разговоров, вынудили её зевать весь последующий день. Под смешки сестёр-монахинь Доре торжественно вручили метлу и отправили подметать двор. Она принялась за работу с энтузиазмом. "Увидела бы меня сейчас Бригитта!", подумалось Доре, "Дорка-дворничиха, как была, так и осталась". К окончанию уборки двора у Доры появились и вздулись мозоли на ладонях.

— Ничего, скоро загрубеют, — увидев это, сказала сестра Августа и протянула Доре тканевые рукавицы, — надень вот пока.

— Надо мной в свете насмехались из-за этих мозолей, — улыбнулась Дора, — Особенно принц. А Её Величество, наоборот, сказала, что это моя изюминка.

— Глупости всё это, — проворчала сестра Авуста, — Мозоли — это просто мозоли, а не изюминки какие-то, и смеяться тут не над чем, обычное дело.

Дни, наполненные физическим трудом, молитвами и общением с монахинями, обеспечивали Доре крепкий здоровый сон. Она погрузилась в состояние, к которому так привыкла за годы своего детства и юности — когда в душе нет места беспокойству, неуверенности в будущем, ответственности за что-то иное, чем собственная душа и небольшие обязанности по монастырской работе, когда всё вокруг и внутри себя ощущается правильным.

Помимо уборки Дора помогала сёстрам работать на огороде. Она полола сорняки, поливала грядки, а потом и помогала заготавливать на зиму то, что уже поспело. Кожа её на лице и руках немного загорела, ладони вновь покрылись твёрдыми бугорками.

Через два месяца, когда за ней приехали, Дора вышла за ворота. Первым, кого она увидела, был Майкл, и сердечко Доры радостно запело. Майкл сразу шагнул к ней, обнял и поцеловал, невзирая на присутствие воинов.

— Соскучился. Очень, — сказал он.

— И я.

Хотелось прижаться к нему и не отходить никогда.

Мать-настоятельница изъявила желание поговорить с виконтом Оддбэем. Его проводили к ней в кабинет, где в присутствии Доры и сестры Августы матушка спрашивала Майкла о Бригитте — почему он начал вести с ней дело и что её ждёт.

Майкл сказал, что он проникся несчастьем этой женщины и решил ей помочь. И будет у неё богатство и известность, если она будет трудиться так хорошо, как он от неё ожидает.

— Но вы наверное уже увидели, что характер у Бригитты довольно вздорный. Она горда и высокомерна. И несчастье её проистекает именно из её характера и того греха, который она позволила себе. Разве правильно, что она получила не наказание за свой блуд, а награду от вас?

— Матушка, простите меня, но я не считаю, что то наказание, которое она получила, когда у неё отняли её родное дитя, может сравниться с наградой, которой вы назвали предстоящий ей большой труд.

— Вижу, у вас добрая душа, — помолчав, сказала настоятельница, — Я со своей стороны благословляю ваш брак с Долорес. И вашу помощь Бригитте тоже благословляю, но держите её в строгости. Ступайте. Ты, Долорес, тоже отправляйся домой. Надеюсь, эти два месяца чему-то научили тебя, и у церкви больше не будет повода для твоего наказания.

Майкл с Дорой поблагодарили настоятельницу, поклонились и вышли. В коридоре столпилось несколько монахинь, которым было любопытно взглянуть на избранника Доры. Они молча глазели на Майкла, а когда он, уже пройдя мимо, вдруг резко обернулся и сказал им "Бу!", испуганно и со смехом прыснули в стороны. За это хулиганство Майкл был тут же удостоен нешуточного удара рукой по спине от сестры Августы. На прощанье перед воротами сестра обняла по очереди и Дору, и Майкла, прошептав им свои благословения. Дора обещала писать письма и обязательно ещё когда-нибудь приехать в монастырь.