В комнате был страшный разгром. Даже тусклый фонарь за окном мог осветить то, чем стала комната Зины. Уютное жилье превратили в чудовищный хаос.

Первым порывом Зины было кричать, звать на помощь. Но, секунду подумав, она быстро подавила в себе это чувство… Решительно шагнув в комнату, Зина щелкнула выключателем и захлопнула за собой дверь.

Яркая люстра осветила страшную картину. Казалось, по комнате пронесся ураган, злобный смерч сокрушительной силы. Все вещи были выброшены на пол из шкафов, кровать отодвинута от стены и перевернута на бок, матрас валялся в щели между кроватью и шкафом…

Стол, накрытый парчовой скатертью с кистями, стоящий посередине, был сдвинут к стене. Дорогущая скатерть скомкана, как половая тряпка… Ваза из хрусталя, любимая ваза ее мамы, всегда стоящая на столе, лежала на полу.

Вся одежда Зины и постельное белье были выворочены на пол, скомканы и свалены как попало, устилая пол каким-то страшным пестрым ковром. Из серванта была вынута вся посуда.

Каким-то ускользающим краем разума Зина отметила, что из посуды ничего не разбили. Тарелки, кастрюли, чашки из сервиза просто вынули и поставили на пол. Ей подумалось, так же внезапно: сколько же времени понадобилось, чтобы вынуть всю посуду из старинного серванта? Похоже, здесь орудовали целый день. А почему же соседи не поинтересовались, откуда шум, не подняли тревогу? Впрочем, эта наивная мысль тут же вылетела из ее головы. Понятно: времена были такие, что даже на самые громкие крики и шум, доносящиеся из чужой комнаты, никто бы и носа не высунул! Атмосфера страха защищала тех, кто проник в ее комнату, прочной броней. И под этой броней можно было сделать все, что угодно.

Но хуже всего обстояло дело с книгами. Их вынули из шкафа и бросили беспорядочно. Они так и лежали – раскрытые, развернутые, сваленные в кучу…

Похоже, целью тех, кто проник в комнату к Зине, все же был обыск, а не погром. На первый взгляд, ничего испорчено не было, оставили только беспорядок. Но что же могли у нее искать? По всей видимости, какую-то совсем мелкую вещь, если уж даже раскрывали все книги. Но что? Что?

Внезапно она увидела, что возле окна, под покрывалом, сброшенным с ее кровати, лежит что-то большое.

Зина пошла к окну, чтобы посмотреть, что же там прячется под покрывалом, как вдруг остановилась. Взгляд ее упал на стену над кроватью. На обоях отчетливо светлело пятно. На месте старинной иконы в поцарапанной и немного погнутой серебряной раме – очень древней, потемневшей от времени – было пустое место. Эта икона висела здесь еще со времен ее детства, Зина очень хорошо ее помнила.

Она знала историю о том, что бабушка – мама ее мамы – привезла эту икону из какого-то далекого монастыря. Но было это настолько отдаленно во времени, что основные детали рассказа стерлись в памяти Зины под грузом более свежих и важных событий.

Она помнила только название этой иконы – «Всевидящее око» – и странную форму расположения изображенных на ней лиц – словно в треугольнике. Да и название запомнила только потому, что оно показалось ей каким-то очень необычным и красивым. Само же изображение ее завораживало: Зина могла долго смотреть на острые углы воображаемого треугольника и расположенные в центре лица.

А еще она помнила, как поцарапала раму иконы – когда-то давно та упала со стены и завалилась под кровать. Зина пыталась достать ее… ножницами, но только поцарапала и погнула раму, на ней даже остались несколько надрезов.

Как и многие другие люди, выросшие в смутные времена, пережившие голод, войны и крушение империй, Зина не была религиозна. Ад прошлого выжег из ее памяти отдаленные воспоминания детства о церквях и молитвах. А собор напротив окон воспринимался скорее как старинная крепость, а не как церковь.

Как и многие, пережившие страдания, видевшие своими глазами смерть, войны, хаос, отчаяние, голод, пострадавшие от смутных времен, потерявшие всех родных, Зина была твердо уверена в том, что душа ее настолько закрыта для Бога, что об этом даже нечего думать. Тем более, ей никто не помогал – у нее не было никого, кроме нее самой. Ужас выживания в разрухе закалил ее волю и очерствил ее, вместо уязвимой хрупкости нежной женской души оставив заскорузлые шрамы. И если она и не сняла икону со стены, то только по причине памяти о навсегда ушедших родных.

И вот теперь икона покинула ее дом – странно, путем какого-то непонятного воровства… Почему из ее дома унесли только этот предмет? Думать об этом было страшно, и потому Зина заставила себя переключиться на другое. Подойдя к окну, она наклонилась и подняла покрывало.

Все, что Зина пережила до того, было пустяком по сравнению с тем, что произошло теперь! Под покрывалом лежало тело молодой светловолосой женщины в красном платье. Она была мертва.

Опершись на стену возле окна, Зина постаралась не потерять сознание. Ей казалось, что она спит и видит жуткий, ну просто самый кошмарный из всех снов! Но это был не сон. Она не спала, не умерла и не попала в ад. В ее комнате под окном действительно лежал труп молодой женщины, которую она не видела никогда в жизни.

Прижав руку ко рту, чтобы не закричать, Зина подошла ближе. Всю ее колотила дрожь. Она нагнулась, пытаясь осмотреть тело.

Судя по его температуре и уже пробивающемуся запаху, женщина была мертва часов уже двадцать, не меньше. Она была совсем молодая, не старше тридцати лет. Полноватая, широкого, крепкого сложения и среднего роста. Широкая крестьянская кость. Лицо крупное, с широкими скулами. Губы узкие. Глаза закрыты. Короткая стрижка. Волосы обесцвечены пергидролем.

На ней было красное платье с пуговицами на груди, с поясом, похоже, из тех, что продавались в магазинах готовой одежды – дешевое и не очень модное. Просто добротное платье на каждый день. Туфель на ее ногах не было.