Шрифт:
Пропаганда 2.0 – это пропаганда профессионалов. В этой систематике появляется важная эстетическая составляющая. Это голос Левитана в одной ситуации, приведший к тому, что он стал личным врагом Гитлера, но это и очарование улыбки Татьяны Самойловой или Одри Хепберн в другой. Это телесериалы, где «свои» всегда побеждают «чужих», что, конечно, более приятно, чем если бы все было наоборот. Пропаганда 2.0 никогда не будет проповедовать пессимизм.
Это более рекламный подход, пришедший с развитием рекламы, когда реагирование является более эмоциональным, чем рациональным. А такое реагирование по сути своей автоматическое, в нем нет места разуму. На очарование мы всегда будет реагировать прогнозируемо.
Если в пропаганде 1.0 работало только содержание, то в пропаганде 2.0 работает и эстетическая форма. Именно по этой причине мы и сегодня можем смотреть советские фильмы как сильные с художественной стороны, оставляя возможные идеологические вкрапления без внимания. Да и не все фильмы могли их иметь. Фильм «Офицеры» – да, фильм «Золушка» – нет. Произведения искусства более далекого прошлого тоже имеют идеологическую составляющую, но она еще сильнее закрыта от нас временем.
Государство строит свои системы предупреждения против негативно-ориентированной пропаганды 1.0, по сути пытаясь уловить переход от индивидуального к массовому протесту. Большие массивы людей не могут возникнуть сами по себе без определенной организационной активности, которую и пытается отслеживать государство. Но оно также занято и оценкой развития протестности по социальным сетям (см., например, в России [6–8], в Британии [9—12], см. также презентацию из «утечки» Сноудена [13]).
Пропаганда 2.0 направлена на удержание картины мира, что делается достаточно часто с помощью эстетически ориентированных методов типа телесериалов и кино, поскольку главная эстетика там – визуальная. Если на вербальную эстетику можно еще отвечать рационально, то визуальная эстетика проходит без таких возможностей, она более эмоциональна с точки зрения ее инструментария воздействия.
Такая пропаганда демонстрирует необходимость существования государства и его институтов (армия, полиция, суд) как гарантов стабильности. Практически все «долгоиграющие» символизации (название улиц и площадей, памятники и пр.) направлены на демонстрацию вечности данной власти. Иногда для этого приходится отображать нестабильность на телеэкране, чтобы показать нужность государства как защитника. О государстве как о торговце страхами говорят Рансьер и Павловский.
Пропаганда 1.0 имеет эстетическую составляющую как факультативную, доминирующим сообщением в ней является идеологическая составляющая. Совершенно наоборот построена Пропаганда 2.0, для нее идеологемы уходят на второй план, хотя и присутствуют. Но будучи фоновыми, они уже не воспринимаются так активно, не требуют реагирования на себя. Получатель информации реагирует на первый план, оставляя второй вне реагирования.
Пропаганда 1.0 сталкивается с Пропагандой 2.0 в случае революций. Это столкновение двух нарративов: доминирующего, который удерживается Пропагандой 2.0, и контрнарратива, привнесенного Пропагандой 1.0. В случае победы революции Пропаганда 1.0 постепенно превращается в вариант Пропаганды 2.0. И население снова получает рассказы о правильности теперь уже новой власти.
Пропаганда 1.0 имеет еще одну важную особенность – она строится на понятии Врага, выстраивая если не все, то очень многое вокруг него. Можно предположить, что это отголосок более древних подходов, когда главным противопоставлением было «мы» и «они». Не зря Красная шапочка построена на запрете не разговаривать с чужими. Тем более в прошлом «чужие» были гораздо опаснее.
Сегодня условная партия «Красной шапочки» выходит на борьбу против партии «Волка». В партию-конкурента вписываются все варианты грехов, в то же время партия «Красной шапочки» чиста и идеальна. Но на следующем этапе все опять меняется.
Враг системно очень интересен, ведь даже когда его нет, его системно все равно вписывают, поскольку без него распадется наше привычное бинарное видение мира. Враг прямо и косвенно помогает становлению Героя. Четкость врага помогает в создании такой же четкости героя.
Вот как о враге отзываются исследователи [14]: «Дискурсы о Враге основаны на серии бинарных оппозиций, таких как добрый/ лой, справедливый/несправедливый, виновный/невиновный, рациональный/иррациональный, цивилизованный/нецивилизованный, – что может быть названо плавающими означающими. Как плавающие означающие эти дихотомии не имеют фиксированного значения, но они артикулируются до, во время и после конфликта. Более того, конструирование Врага сопровождается конструированием идентичности самого Себя, которое делается в антагонистическом отношении к идентичности Врага» (см. подробнее о плавающих означающих [15–19]).
Э. Лаклау (см. о нем [20]) в соавторстве с Ш. Муфф воспользовались не только термином «плавающего означающего», но и известным термином А. Грамши «гегемония» (см. взгляд на гегемонию с современных позиций [21]). Ш. Муфф (см. ее био [22]) считает задачей медиа создание полемических публичных пространств, где есть возможность высказывания несовпадающих альтернатив [23]. Правда, при этом такое понимание несколько не совпадает с ее же представлением о медиа как о проводнике гегемонии.
В другом своем интервью она говорит [24]: «В демократии никто не может тотально оккупировать место власти. Тоталитаризм, наоборот, всегда является попыткой сделать это и стараться снова занимать это место. Конечно, пустое место власти всегда кем-то занято, в противном случае у вас не будет политического порядка. Но реальная разница между демократическим и тоталитарным режимами лежит в том, что при демократии эта власть всегда временна и может быть оспорена».
Пропаганда 1.0 может иметь не только негативную, но и позитивную направленность. Памятники Ленина, стоявшие в каждом городе и поселке СССР, имели позитивную ориентацию. Просто идеологическая составляющая здесь стояла на первом месте, в большинстве случаев даже опережая эстетическую. Как в свое время написал Э. Неизвестный о советских памятниках, что их единственной функцией было занять место на площади, чтобы там не появилось что-то иное. То есть занятие физического пространства более важно, поскольку в символическом пространстве конкуренции уже не было из-за доминирования официальной идеологии.