Тонечка увидела далёкую тонкую фигуру, уже выскочив за последний деревенский огород.

— Мама! Мама-а! — И припустила ещё быстрей. Ножки поднимали дорожную пыль в воздух, сердце торопливо стучало в груди. — Мамка!

Фигура вдалеке остановилась и обернулась. Тоня тут же забыла про обиду.

Запыхавшись, девочка подбежала к матери.

— Ты. Почему. Ушла. Без меня? — Дыхание было прерывистым, поэтому вопрос прозвучал не по-детски строго.

— Ты так крепко спала, доча, что не хотелось будить. — Мама отбросила светлую чёлку со лба и улыбнулась.

— Зря. Мне семь лет, я не маленькая уже. Представляешь, сколько ягод мы вдвоём соберём? — Тоня протянула узелок. — Тут тётя Лида обед передала.

— Так это Лидка тебя подняла? — Улыбка погасла, но лишь на мгновение. — Ладно, солнышко. Вдвоём и вправду веселее.

Да, Тонечка и вправду была взрослой. Она прекрасно понимала, что тётя Лида, хоть и кричит иногда, очень хорошая, ведь она их приютила. Год назад немцы бежали от советской армии, но не поленились задержаться в «Ленинской заре», согнать всех жителей в большой амбар и поджечь здание. Остальные дома тоже сожгли без жалости. Бабушка и две старших сестры погибли. Маму и Тоню спасла рыбалка — когда женщина и девочка, увидев дым, прибежали в деревню, их встретило огромное пустое пепелище.

Мама раскапывала ещё тлеющие головешки и выла, как зверь. Тонечка тоже плакала, но очень тихо — боялась ещё больше расстроить маму. Только через сутки женщина пришла в себя.

Троюродная сестра отца жила в соседней Яблоневке. У неё было четверо детей, все ютились в двух комнатах, но тётя Лида даже не задумалась, давать ли кров дальним родственницам. Олеся, как могла, платила за доброту — хлопотала по хозяйству, присматривала за детьми, начитывала заговоры на здоровье и семье, и живности. Тонечка тоже не отставала, всю зиму штопала одежду и подметала полы.

Взрослый ребёнок прекрасно понимал, что гости, живущие в доме почти год, в тягость. Всё чаще тётка намекала, что погостили, но пора и честь знать. Мама тоже переживала, но пока идти было некуда.

Сейчас девочка держала мать за руку, в небе заливались жаворонки, светило по-утреннему ласковое солнце, и думать о грустном совершенно не хотелось. А хотелось думать о чернике и землянике, которые их поджидали, да о чабреце, росшем на опушке. Зимой из ароматных цветков мама заваривала вкусный чай.

— Кстати, у меня хорошие новости. Возможно, у нас будет своё жильё.

Тоня от радости подпрыгнула и взвизгнула:

— Какое? Где? Когда?

— Знаешь бабу Свету? Которая всегда, даже летом, в валенках ходила?

— Знаю.

— Она позавчера умерла. Из родственников только сын, который ещё в сорок втором погиб на фронте. Дом у неё добротный, сын перед самой войной ставил. Лидка с бабами деревенскими поговорила, те предлагают нам с тобой в ту хату переехать.

— Ура! Ой. — Тоня вдруг зажала рот руками. — Нельзя так сильно радоваться, человек ведь умер.

Мать в ответ лишь грустно улыбнулась.

— Мам. Давай из леса вернёмся и переедем сразу.

— Нельзя. Надо сначала у хозяйки разрешения спросить. Вдруг мы ей не понравимся? Тогда покоя в доме не будет.

— Как спросить? Она ж померла! — Девочка остановилась и возмущённо посмотрела на родительницу.

— Рано тебе знать ещё. Завтра похороны, сразу после них и спрошу.

— А-а-а, понятно. — Тонечка разочарованно пошла дальше. Потом хитро прищурилась и спросила: — А в твоих тетрадочках записано, как правильно спрашивать?

Олеся засмеялась и дёрнула дочь за косичку:

— Записано, не волнуйся. Всё узнаешь в своё время.

Записи рецептов лекарств и заговоров, которые начала собирать ещё прапрабабушка, всегда хранились в металлическом сундучке, под печкой, вдали от любопытных и атеистических глаз. Это их и спасло — знахарские дневники оказались единственным уцелевшим скарбом. Тоня давно заглядывалась на тетради и ветхие листочки бумаги, но никто посвящать её во взрослые тайны пока что не спешил.

Их встретил птичий гомон. Но, как только гостьи ступили под тень деревьев, стало абсолютно тихо — лесные жители присматривались. Спустя пару минут лес снова зажил своей жизнью и зашумел.

Поначалу девочка просто ела. Сочные ягоды словно сами запрыгивали в рот. Потом мама развязала узелок, Тоня умяла пару картофелин, голод поутих, и работа пошла.

Корзинка до краёв наполнилась черникой, когда солнце было в зените. Доев остатки завтрака, девочка и женщина пошли домой.

Часа через два Тонечка вскрикнула:

— Ой, мам, смотри! Родник! — Потом удивлённо добавила: — Мы же из него недавно пили.

Мама не ответила. Она взволнованно смотрела на родничок и морщила лоб. Потом сказала: