Шрифт:
Немаленькая деревенька оказалась Кривица. Зияли раскрытые ворота, словно пробоина, и оттуда высыпали люди. Парни светлволосы расступились, навстречу путникам вышел крепкий старец, проживший ни больше ни меньше, как век. У него были такие же, как у юношей, белокурые волосы и карие пронизывающие глаза, острые черты лица. Он медленно, с прищуром оглядел каждого кметя и остановил взгляд на Мариборе, лицо старика вдруг расправилось, уста тронула улыбка, будто он узнал далёкого побратима. Вратко и Стемир переглянулись.
– Здрав будь, хозяин, – начал первым Марибор. – Мы пришли с реки Тавры, из города Волдара. Ищем пристанище на ночлег. Как величать мне тебя?
Староста помолчал. Марибор ощутил, как замерли люди за спиной в ожидании. Повеяло сырым ветерком, всколыхнувшим волосы и бороду старосты.
– И тебе не хворать, – ответил, наконец, он, перевёл взгляд на Зариславу, и взгляд его ещё больше смягчился, при виде хрупкой девушки среди мужей. – Имя моё Аколим. Просишь на ночлег пустить, что ж, милости прошу, с добрыми гостями местом и хлебом мне не жалко поделиться.
Сыновья старосты недоумённо переглянулись, верно, не ожидали, что отец пустит под кров чужаков.
– Отец! – выступил старший из них, грудь которого была покатая, шея что у вола – здоровый парень, видно, самый старший. – Как нам знать, что не желают нам зла? Если пустим на ночлег, не воспользуются ли своим оружием?
Повисло гробовое молчание, люди будто в землю вросли.
– Зла никому не причиним. Если нужно, могу поклясться перед богами, – ответил Марибор, чуя кожей, как пошатнулась уверенность народа.
– И за людей своих я ручаюсь, – добавил Марибор.
– Не нужно, Марибор Славерович, верю я тебе на слово. Тарас, – строго посмотрел староста на сына, – забери у пришедших лошадей.
Тарас, ссутулившись, хоть и скривил физиономию, а воле отца подчинился, знать уважение и почтение имел.
Толпа с облегчением выдохнула, переговариваясь, пока путники спрыгивали наземь. Лошадей тут же забрали младшие сыновья старосты, повели в хлева.
Аколим, впустив гостей в ворота, повёл их через широкий двор, освещённый факелами, довёл до массивного, высокого с резными столбами порога терема. Марибор огляделся. Добротная была изба старосты, из дубовых брусьев, в два яруса.
На крыльцо встречать гостей выскочила тоненькая женщина с русыми косами, прошитыми сединой. Вытирая второпях руки о расшитый передник, она поправила повой. Хоть и взволнованна была приходом чужаков, но на тонких губах заиграла добрая улыбка, выказывая почтение, такова традиция – ночь ли на дворе, день, а гостей прими, накорми и спать уложи. Она не стала дожидаться, пока поднимутся гости, скрылась за дверью.
Горница, как и предполагалось, была широка, посерёдке длинный стол, выстеленный домотканой набеленной скатертью. Видно, всё семейство жило в одной избе, сохраняя старшинство. Сразу из-за дверей повыныривали головы детей. Было душно, пахло ржаным квасом и хлебом. Кмети, соскучившиеся по домашнему теплу, разомлели разом, заводили носами, вбирая запахи.
– Проходите, разделите с нами трапезу, – пригласил староста, останавливаясь у своего почётного места во главе стола.
Воины не застали себя ждать, заняли места по обе стороны. Марибор опустился на скамью рядом с Аколимом, рядом примостился Заруба, напротив – Стемир, Вратко и Будимир. Зарислава села подле Вратко, робко посматривая на хозяина терема. От внимания Марибора не ускользнуло, как травница волновалась, стала белее скатерти. Но вдруг рядом с ней примостился один из сыновей старосты, за что сразу получил шлепок полотенцем по макушке от одной из дочерей старосты – все они были так сходны чертами, что не спутаешь. Марибор ощутил, как грудь продрала опаляющая волна яда, подкатила к горлу, задушив. И когда все братья расселись за стол, потеснив остальных, младший случайно коснулся своим плечом плеча Зариславы. Непроизвольно руки княжича сжались в кулаки, а горло свело судорогой. В этот самый миг травница подняла голову, посмотрев на княжича, в глазах её вспыхнул испуг. Она быстро глянула на сына старосты, который имел наглость улыбнуться ей, лицо её залило краской, а глаза наполнились растерянностью.
Следом появились чернобровые девки, видно, жёны старших сыновей, отвлекая от скверных чувств, которые захлестнули Марибора с головой. Стол начал быстро заполнятся едой и напитками, так что вскоре не осталось и простора. Усталость на лицах женщин говорила, что день выдался трудным, и они уже были готовы ложиться спать, если бы не чужеземцы. Давно не потчевавшись домашней едой, воины налегли на горячую похлёбку из фасоли и репчатого лука.
– Значит, путь держите к Деннице? – спросил вдруг Аколим, разрывая молчание. Он, верно, тоже не остался довольным поведением младшего – опуская ложку в кашу, зыркнул на сына так, что тот сразу помрачнел и почему-то глянул на Марибора.
Княжич ощутил, как локоть Зарубы ткнулся ему в бок. Понадобилось время, чтобы заставить себя отлепить взгляд от разрумянившейся травницы.
– Да, к Деннице, – сухо ответил Марибор.
Есть совершенно перехотелось, не смотря на то, что за целый день они так и не присели, но ради приличия запустил ложку в похлёбку.
– Ты прости, что так встретили. Я сразу узнал кто ты, похож на Славера, тот часто заезжал в наши края.
Марибор не смог разлепить губы и ответить, словно их смазали дёгтем, а мир вокруг стал чёрным и непроглядным от гнева. Снова повисло напряжённое молчание.