Лилия держала в руках чистый холст. Картина была по-настоящему великолепна. Её не было вообще.

Август даже (картинно) зааплодировал. К нему присоединились остальные.

– Всё! Хватит! Аплодисменты – стадный рефлекс, – хозяйка дома начала спускаться по «неправильным» ступеням. Она прислонила свой так называемый «шедевр» к тёмно-жёлтой стене. Краска давно высохла и частично облетела не только снаружи дома, но и внутри. Впрочем, кое-где имелись старинные обои (тоже желтоватого цвета). Они ещё не совсем отвалились.

Лжец вполне обоснованно предложил слово «Пустота» в качестве имени для группы. Опять что-то не очень удачно.

Кино из Преисподней продолжалось. Лилианна сходила на кухню и смыла там свой (Лик Смерти) «образ художницы». Её картины валялись под столом, помещались за холодильником. Одна даже была прибита к потолку. На этом полотне виднелись две рыбы в форме инь-янь.

Лилия в шутку называет свои произведения «красочные проказы». Её причёска напоминает птичье гнездо. Главное, что ей это очень идёт. Лилия почти всегда одета в джинсовый костюм чёрного цвета. Всегда, когда пишет картины. Сейчас на ней ещё и голубая (под цвет глаз) футболка. Рукава джинсовой куртки закатаны как попало.

Хозяйка Жёлтого дома номер 16 присоединилась к просмотру адской телетрансляции. Перед этим она выключила свет в холле, стало совсем темно. Голубоватый экран, мягко мерцая, освещал лицо Лилианны так, что был виден шрам, тоненькой бледной линией лежавший у неё на щеке. Она называла его «подарком из детства». Шрам совсем не портил эту девушку. Пусть она была немного худой (и уступала Сахару в объёмах форм), но красота её являлась какой-то ангельской, чудесной, сияющей, неповторимой навскидку…

– Август, смотри! – Сахар не отрывала своего «разноглазого» взгляда от экрана. – Вон на том мертвеце терновый венец из гвоздей.

– Ну да, – с сомнением вымолвил парень.

– Она о том, что у тебя примерно такая же внешность, – сообщила Лилия. – Но ты живой, конечно.

– Ну да, – вторил сам себе Август, стал снимать свои пирсинг-шипы с головы (ведь спать-то с ними не будешь).

Лжец уже задремал. Глубокая ночь сладко убаюкивала. Занавески на окнах мерно дышали свежим осенним воздухом.

– Эфир всегда такой слащавый, – Сахар (способная завести любого мужика) завела разговор.

– Ага… – кивнула Лилианна. – Я, кстати, пока на чердаке с картиной время проводила, о самоубийстве думала. Но не о своём, не пугайтесь… Размышляла о суициде в общем и целом. Когда кто-нибудь, кто угодно, себя убивает в мирное время, тогда про него, про неё ли, говорят, дескать, слабость проявил и всё в этом духе… Короче, сразу же кричат о важности утраченной жизни. Такой расход человеческих ресурсов просто невыгоден. Зато миллионы попадают в эфир и становятся участниками трансляции, если уходят из жизни так, как нужно. Но какие же они все при этом уродливые. А вот ты – красавчик, Красавчик.

Лилия почти восхищённо смотрела на парня, «оккупированного» брюнеткой Сахар. Август тоже нежно глядел на друга. Тот улыбнулся всем в знак признательности.

«Но ведь Красавчик и вправду самый-самый…»

На экране же в это время проходили «тщательные выяснения». Ватага грешных душ, претендующих на лучшее место в эфире, расправлялась с горсткой каких-то страдальцев, которые вполне сносно справлялись с болью.

Как Лилия переключила на другой канал.

С экрана глядел человек. Внизу висела полоска с его именем и фамилией. Он что-то говорил о дезорганизации существующей власти, политически верных пропорциях и вроде бы о выборах предметов…

Лилия вообще выключила телек. Из глубины кромешной тьмы она тихо сказала:

– Бог – это цензор. Он решает, что можно, а что – нет…

По комнате неспешно шёл призрак, приветливо лоснясь голубоватым светом. Он медленно проплыл мимо тахты и остановился у окна в лёгкой задумчивости. После – привидение исчезло.

– Какой-то новый, – подметила Лилия. – Я его раньше не видела.

– Да…

Красавчик хорошо помнил всех привидений, которых ему посчастливилось встречать в этом ненормальном доме. Сахар обвила руками его шею. Нежно чмокнула в щёку и предложила:

– Займёмся чем-нибудь?

Когда он открыл дверь, то совсем не ожидал увидеть её.

Его любимая стояла на пороге, а если быть точным во всём – на коврике для ног. Её по-настоящему идеальных, красивейших ног.

Эта девушка пристально всматривалась в его глаза из полутьмы лестничной клетки. Она была здесь, но её вообще не было.

– Можно зайти?

Не дожидаясь ответа девушка сразу прошла в квартиру, направилась на кухню. Песок на полу. Жёлтый след ночного одиночества. В темноте таился и таял его грустный взгляд. Тёмные волосы распущенны, розовая блузка застёгнута только на одну пуговку (аккурат промеж грудей), белая короткая юбка плотно обхватывает задницу, туфли на высоком каблуке тоже белого цвета.