Шрифт:
Потом стало тихо. Тихо и темно. Через окно комнаты вошла луна, узкая бледная полоска, словно зыбкий мост, пролегла от окна до коридора. И слова, призрачные, как лунный луч, возникли в уме Ерасимова, будто кто-то прошептал ему на незнакомом, но понятном наречии:
В час, когда день угас,Не одна ль струитНа соленое море блеск,На цветистую степьЛуна сиянье?..– Как тебя зовут?
– …
– Да ты не бойся!
– Я не страшусь тебя, о незнакомец беспечный. Ты мне обречен!
– Ничего себе! Не успела увидеть… Если я холостой, так это еще ничего не значит. Я ведь тебя и не разглядел толком. Кажется – извини, конечно, – ты женщина не моего типа. Я предпочитаю маленьких, черненьких. Опять же, крылья твои… А какого цветя у тебя глаза?
– Не знаю о том.
– Ну не злись ты!
– Нет, я не злюсь.
– Что ж глупости говоришь? Кокетка! Чтоб женщина не знала, какого цвета у нее глаза…
– Не называй меня женщиной, не нарекай словом чуждым.
– А? Пардо-он… И помыслить не мог, чтоб в наше время еще хоть кто-то… Ну, твои проблемы! Впрочем, ясно – крылья. Да, как-то трудно представить… Черт, неловко вышло. Ну извини, не дуйся. Погоди, сейчас свет включу, кофе сварим.
– Нет!!!
– Чего ты? Торопишься, что ли? Дома ждут? Не пойму вообще, как только тебя на улицу отпускают, да еще одну. Такую если неожиданно увидеть, с перепугу можно… это… Извини, конечно. А ты отсюда далеко живешь?
– О, далеко!..
– Ты прости, я, наверное, назойлив, но… ты так и родилась с… этим?
– Да. От рожденья меня носят крылья по свету.
– Вернее, ты их носишь, бедолага.
– Мы все такие – и жребий наш не тяготит нас.
– Да ты что?! Вся семья, что ли?!
– Да, мои восемь сестер от рожденья крылаты.
– Господи! Девять крылатых девок!.. А родители твои тоже уроды? То есть это… извини, я…
Конец ознакомительного фрагмента.