Шрифт:
– Нет, - сказал Луис.
– Даже не пытайся. Просто сиди и пей. Нажрись в говно и забудь обо всем.
Очень, очень хорошо.
Хотя не совсем практично.
Он подумал о стейках и вине на заднем сиденьи "Доджа". Мясо нужно убрать в холодильник, пока не испортилось. Стейки были почти два дюйма толщиной, нарезаны по заказу, и обошлись ему почти по пятнадцать долларов за штуку.
Их просто нельзя там оставлять.
Но именно это он и собирался сделать.
Сотовый в кармане его рубашки зазвонил, и Луис подпрыгнул, едва не пролив напиток. Он поднес телефон к уху, ожидая, что на другом конце окажется один из тех сумасшедших копов. Но это были не они. Это была Мишель.
– Впереди выходные, - сказала она.
– Надеюсь, я тебя не разбудила.
Луис рассмеялся. Нет, дорогая, я вовсе не сплю. Сижу в кресле и потягиваю виски. Выдела бы ты меня. Пуговицы на рубашке оборваны, весь в пятнах крови, горло в синяках, после того, как какой-то смертельно раненный мальчишка решил задушить меня напоследок.
– В чем дело, Луис?
– спросила Мишель. Даже находясь в офисе Фермерского Бюро, почти на другом конце города, она почувствовала, что с ним что-то не то. Что-то определенно не то.
– С чего мне начать?
– О, нет... ты же не нашел новых клиентов, верно?
– Как раз нашел. С этой половиной дня все в порядке. Просто город сошел с ума. И вот я гадаю, не сможешь ли ты купить партию смирительных рубашек, потому что нам их потребуется очень много.
– О, так ты слышал?
– спросила Мишель.
– Слышал что?
– Про банк.
Луис почувствовал тяжесть в груди. Что на этот раз? Рассказывай, - произнес он.
– Я знаю только с чужих слов, - сказала она.
– По-моему, с час назад какая-то пожилая дама пришла в банк через улицу, знаешь, "Первый Федеральный", и захотела закрыть счет. Кассир сказала, что для этого ей нужно заполнить бланк. И та старушка просто озверела. Только послушай, она выхватила из сумочки нож, большой нож, и ударила кассиршу. Нанесла ей пять или шесть ударов. По крайней мере, так говорят. Мы слышали сирены. Это было ужасно.
– Вот, дерьмо.
– Но это не самое страшное. Старушка, похоже, вышла на улицу прямо с окровавленным ножом, села на скамейку, а потом... перерезала себе запястья. Перерезала их, Луис, положила руки на колени и тихонько истекла кровью.
– Кто она?
– Не знаю. Но говорят, она улыбалась. Просто сидела, истекала кровью... и улыбалась.
Луис сглотнул.
– Кассирша выжила?
Мишель ответила, что не знает.
– По-моему, она потеряла много крови. Луис, это была Кэти Рамслэнд.
– Кэти?
– спросил Луис.
– О, господи, младшая сестренка Вика?
– По-моему, да.
Называть Кэти "сестренкой", возможно, было перебором, потому ей было почти тридцать. Но, черт, они росли вместе, а с Виком Луис дружил в школе.
Он вспомнил, какой она была в детстве. Как он учил ее кататься на велосипеде без опорных колес. Как наряжал ее "Невестой Франкенштейна" на Хеллоуин. Как они с Виком рассказывали ей страшные истории. Вспомнил, как у нее умер хомячок, и она похоронила его на заднем дворе в металлической коробке из-под "аптечки". А потом они с Виком выкопали его через неделю, чтобы проверить, как тот пахнет.
Только не Кэти, боже, только не Кэти.
– Луис?
– произнесла Мишель.
– Не знаю, что происходит, но в школе что-то случилось.
Луис сглотнул.
– Что именно? Стрельба?
– поспешно предположил он, как делало большинство людей после "Колумбины" (В 1999 году в школе "Колумбина" произошло массовое убийство - прим. пер.).
– Не знаю. Но, похоже, там штук десять полицейских машин... городские власти, шериф, полиция штата. Видимо, что-то очень серьезное. Так сказала Кэрол. Она проезжала мимо.
Теперь Луис чувствовал тяжесть не только у себя внутри, что-то давило на него сверху, вминая в кресло. В голову полезли тревожные мысли. Можно было списать со счетов пару странностей, но когда они происходят пачками, начинаешь уже задумываться. Начинаешь видеть взаимосвязь, исключающую совпадения. Взаимосвязь, которая запускает в тебя паранойю.
– Что, черт возьми, происходит?
– громко воскликнул он, хотя не собирался произносить это вслух.
– Не знаю, - ответила Мишель.
– Но это как-то странно, да?
– Не то слово, - сказал он и принялся рассказывать свою историю. Про нападение. Про умирающего мальчишку. Про сумасшедших копов. Закончив и вновь осознав, что его рассказ звучит совершенно абсурдно, он стал прокручивать все произошедшее у себя в голове. То, что он видел. Резню в банке. Непонятный случай в школе. Конечно, это могла быть серия мрачных совпадений, только это не укладывалось у него в голове. Ибо в глубине души он был напуган. Напуган тем, что с Гринлоном что-то случилось.
Что-то очень масштабное.