— А вы как сюда попали? — чуть ли не брезгливо спросил он.

— Я?.. Я здесь преподаю. Теорию вероятностей. Что-то случилось? — в явном беспокойстве спросила она и полушагом уменьшила расстояние между ними.

— Да!

Она упорно, пытливо и долго вглядывалась в него.

— Вам… нужна помощь?

Ответ она получила не сразу.

— Да!

Она отступила на пару шагов… Глаза ее прошлись по Кунину.

— Вы очень изменились. Чем-то подавлены. Да?

У Кунина не было теперь сомнений: ведьма знает о чуде в снарядном погребе, о завороженном ею снарядном ящике.

— Да!

— И… — Она подбирала слова. — И виной тому — я?

— Да, вы!

— Это интригует… Надо объясниться. Подождите меня. Я отпрошусь.

За дверью она пробыла не более минуты. Успела набросить шубку, волосы — как шапка, прикрытия не требовали. Двери лифта бесшумно закрылись, в кабине они смотрели в разные стороны, ни словом не обменявшись. Быстро вышли на воздух, под снег, на чернеющую тропку, ведущую к улице, к дому.

— Общежитие аспирантов, — пояснила она. — Еще не выгнали. Обещают квартиру.

Он остановился.

— А как отнесется в моему визиту ваш супруг?

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего.

— Эх вы, знаток женщин! Я-то думала… Мужа у меня никогда не было. И, видимо, не будет. Кому я нужна — такая умная.

— А тогда, в Севастополе…

— Пора бы догадаться… Цену себе набивала. Защищалась. Вы же на меня накинулись: «Ядрена вошь! Как жарко солнце шпарит…»

Пошли дальше. Сонная вахтерша протянула ключ. Пятый этаж, однокомнатная квартирка. Крохотная кухонька, зашипела газовая конфорка.

— Раздевайтесь. Чаем угощу. Так что произошло?

Он рассказал.

Она задумалась. Она долго думала.

— И был сделан вывод: опоздай вы на свидание, задержись на эсминце минут эдак десять — и ящик со снарядами не рассыпался бы. Так?

— Да, так, — с готовностью подтвердил он. — Между офицером и техникой — какая-то немыслимая связь. И в приказе по флоту сказано: «Командир боевой части капитан-лейтенант Кунин должных мер по обеспечению безопасности не предпринял и, более того, за пятнадцать минут до окончания выгрузки корабль покинул, по поводу чего никаких объяснений не дал. Приказываю…» И так далее.

— На меня не сослались?

— Тогда бы вас приняли за шпионку.

— Спасибо… Все-таки — «Мне хорошо с тобою чапать в паре». И фамилию вашу узнала. Что с раненым матросом, кстати?

— Ничего… Вывих плечевого сустава. На неделю освободили от вахт. А вас кто освободил от школы?

— Аттестат зрелости восемь лет назад… Вас еще многому надо учить. Будь вы капитаном второго ранга — я бы представилась кандидатом наук, что соответствует истине, а капитан-лейтенант проглотит и школьную учителку. Ну, к делу.

На столе расстелился большой чистый лист бумаги, с полки снялся калькулятор, посыпались вопросы: сколько снарядов в ящике? Каков вес ящика со снарядами и без оных? С какой высоты падали вниз? Палуба — сырая, сухая, скользкая? Какова в реальных условиях кинетическая сила, с какой боек ударяет по капсюлю в стволе орудия? Если ящик рассыпался от ветхости или сырости, то куда смотрел командир подразделения, почему не проверял?

Красивая авторучка тупым концом касалась кнопок калькулятора, острым — выводила на бумаге числа, формулы, уравнения… Кунин смотрел на руки женщины так, словно Баба-яга заваривает при нем какую-то отраву.

Она, последняя формула, и была ядом.

— Одна стомиллионная. Такова вероятность того, что произошло в снарядном погребе. Вы ни в чем не виноваты. Вероятности такого порядка не имеют причин. Они за пределами наших рассуждений вообще. Они в н е, понимаете, в н е всяких теорий. И вероятность, равная одной стомиллионной, носит название не математическое.

— А какое?

— Судьба…Так и передайте своему руководству. Расчеты эти можете взять собой.

— Будто что-то изменится… Плевали наши адмиралы на ваши формулы… — Он произносил это с горечью и злостью, а женщина скрестила на груди руки и смотрела на него с весельем. Принесла чайник, достала чашки, варенье.

— Есть водка, осталась с Женского дня. Будете?

Он отказался: этого еще не хватало — бдительный комендантский патруль у входа в гостиницу учует запашок, и полетит в Севастополь бумага.

— Нет, благодарю… Я, пожалуй, пойду.

Он поднялся.

— Да не спешите вы… — Она остановила его. — Мы не все еще рассчитали. Садитесь.

Он поколебался, сел. Алина расправила на столе еще один лист миллиметровки.

— А теперь вычислим вероятность пересечения наших жизненных путей. Или судеб, если хотите… Начнем с нашего знакомства в Севастополе. 15 августа прошлого года я пошла в шесть вечера на междугородный телефон, ну там, у кинотеатра «Победа», заказала разговор с Тамбовом, мать у меня там живет, город могли дать только в десять вечера, и — что делать? Кино — старье, не так уж далеко театр имени Луначарского, «Девичий переполох», туда и двинула, а тут вы, ловите очередную жертву, предлагаете почапать в паре на спектакль… Хоть какую-нибудь закономерность улавливаете? Почему вы, именно вы? Что поволокло командира боевой части в театр? Вы ведь, догадываюсь, терпеть его не можете… Дальше — больше. Какого черта на следующий день вы приперлись на базарчик около Артиллерийской бухты? А? Почему я все недели до эпизода в погребе ничего не позволяла вам? Потому что у женщины есть ничем не объяснимые капризы, для учета их первопричинности не хватит всей миллиметровки. И один каприз сменился другим в день отъезда. А как вы меня нашли здесь, в Москве? Места работы не знали. Фамилию, положим, могли выпытать у хозяйки домика. Но, боюсь, вы к нему не подходили, а в мыслях желали подорвать лачугу, где вас полюбили истинно, расстрелять домик снарядом не калибра тридцать семь миллиметров, а больше. Или я ошибаюсь?