Практичный Валентин не столько готовился к женитьбе, сколько подготавливал невесту к замужеству. В том, что Котомина будет невестой, он не сомневался: все женщины теряли благоразумие от его киноулыбки. Пока же он по совету сестер следил за нравственностью Котоминой, обрывал вредные для нее знакомства.

В конце месяца, как всегда, день тяжелый, работы навалили часов до десяти вечера, домой ушли только сборщики. Дважды комплектовщица кричала:

«Котомина! К телефону!» Дважды Сорин ругался на всю регулировку. Наконец пригрозил:

— Так дело не пойдет… Охмурят ее разные стиляги.

— Что предлагаешь?

— Пусть только еще раз позвонят. Я с ними поговорю.

Он пошел к комплектовщице и предупредил ее, чтобы его позвали к телефону, если позвонят Лене. Вдруг Петров засмеялся, давясь и всхлипывая.

Выбежал в коридор, увидел Туровцева, потащил за собой. Быстро договорились.

Туровцев тоже смеялся.

Петров ковырялся в блоке и вместе с тем прислушивался, часто поднимался, следил за Валентином. Вот к Сорину подошла комплектовщица, что-то шепнула. Тот бросил все, помчался к телефону, не заметив, как Петров выскользнул следом за ним и скрылся в комнате Туровцева.

— Вам кого? — спросил Валентин Сорин.

— Ленку, — измененным голосом сказал Петров.

Минутою раньше Туровцев набрал местный номер комплектовки, сказал же, прося Котомину, что звонит из города.

— А кто это говорит, кто ее спрашивает?

— Тебе, сука, какое дело?

Сорин обалдел от наглости собеседника. Не такими он представлял себе друзей Лены.

— Ты мне не сучи, подонок… Я с тобой по-культурному хочу поговорить.

Брось закручивать Лене шарики. Она не для тебя, подонок.

— Уж не для тебя ли, фраер ты распоследний…

Валентин кипел. Вспомнил любимые выражения друга Саши и пообещал подонку «обломать рога».

— Когда же? — последовало уточнение.

«Толковище» продолжалось еще пять минут. Сорин изощрялся в каторжном фольклоре, собеседник вполне квалифицированно отвечал тем же. Договорились: метро «Новокузнецкая», десять часов вечера, по три человека с каждой стороны. Комплектовщица слушала все это, зажав уши.

— Все? — Валентин терзал ворот рубашки.

— Нет. Не забудь захватить с собой клочок газеты.

— Зачем?

Петров сразил его известным выражением Бенвенуто Челлини:

— Завернешь в бумагу свои уши. Это единственное, что останется от тебя.

Сорин шмякнул трубку о стол, руки тряслись от злости и обиды.

— Хороших же знакомых ты выбираешь себе…

Лена слушала его, в детской забывчивости приоткрыв рот… Вдруг она заплакала горько и недоуменно. В ее светлый мир десятиклассницы влезли страшные слова, грязные намеки. Она плакала, спрятав лицо, и паяльник дымился в руке ее, а кругом возмущенно галдели девушки. Ничего не понимавший Сорин не мог перекричать их и ушел.

— Позасорили Москву блатными, куда только милиция смотрит… Кто пойдет со мной? — спросил он.

— В чем дело? — осведомился, позевывая, Петров. Он имитировал длительное сидение на жестком стуле: вытягивал руки, ноги, выгибал спину.

Сорин сообщил о разговоре по телефону. Петров тоже рассвирепел:

— Я еду. Нужен еще один здоровый кулак. Дундаш, ты как?

Фомин сидел тихий, озябший: не видел, не слышал, не понял.

— Ввязываться не хочу. Милиция есть. Туда и обращайтесь.

— Это правильно с точки зрения представителя шестой колонны. Шестая колонна соблюдает законность, пока законность крепка. Как только дала она трещину — творить беззакония можно. Так?

— Не поеду.

Крамарев кричал, что драться так драться. Надо сбегать в первый цех, выточить ножи подлиннее и повострее. Где наша не пропадала, не дадим Валентина в обиду.

Нашли третьего — здоровенного монтажника Колю Чистякова, бывшего моряка, потому у него и прозвище было — Боцман. Запасным в команду вызвался Туровцев, непонятно чему смеявшийся.

— Нечего зубы скалить! Силами общественности пора покончить с хулиганьем!

— Что — я? Я ничего… — Туровцев присмирел.

Крамарев определился в провожатые, суетился больше всех. Но Петров неожиданно заартачился, надо, сказал он, идти пораньше, чтоб успеть в магазин. Выпили в отделе соков. И добавили. Тут Петров раскрыл секрет, а Туровцев подтвердил.

Сорин — ни улыбки, ни ругани. Озабоченно полез в карман за деньгами.

— Зря Лену обложил… Бери еще две и пойдем в «Чайку», там по вечерам одно сухое вино.