Регулировщики переглянулись. Странно вел себя разработчик «Агатов», очень странно! И не потому, что порол чушь. А потому, что на свои «Агаты» глянул и — отвернулся.

Намолотив еще гору, Сергей Шестов умолк, полез по-собачьи под стол и уснул. Стрекотал, как обычно, самодельный индикатор, приглушенно гудел цех.

Но регулировка начала понемногу впадать в беспокойство и раздражение.

Догадывались; с «Агатом» на юге что-то не то. Забарахлил? Возможно. Но вероятнее всего скис не радиометр, а сам Шестов, что не так уж страшно.

Проверяя эту версию, Крамарев на четвереньках подобрался к спящему Шестову и обнюхал его. Задом выбрался из-под стола, встал на ноги и разочарованно заключил:

— Не пахнет…

Петров решительно выключил осциллограф и пошел к Валиоди узнавать новости. Вернулся, со злостью сообщив, что новостей нет.

Попахивало бессонной ночью, перемонтажом всех блоков и срочным возвратом комплекта, освистанного на полигоне, если, конечно, Шестов уже не привез его.

Валентин Сорин, член завкома, вхожий во все кабинеты, позвонил секретарше директора, спросил, где Труфанов. Положил трубку.

— В Ленинград уехал. Когда будет — неизвестно.

Почуял неладное и цех. Монтажники отрядили делегацию: почему не настраиваются блоки?

Подняли Шестова. Тот вылез, отряхнулся и на прямой вопрос Петрова ответил так же прямо:

— Да вы что — сдурели?.. Полный порядок! «Агат» как штык работает!

В регулировке угомонились, на монтаже и сборке тоже. Шестову поверили.

Да и как не поверить, раз не проявляет никаких признаков беспокойства сам Степан Сергеич, сидит смирнехонько в комплектовке, что-то считает.

Шестов пропал. Появился он только вечером, перед концом рабочего дня.

Приоткрыл дверь кабинета Валиоди, просунул в щель свои буйные кудри.

— Дядя Костя, ты ничего не знаешь?

— А что я должен знать? — лучезарно улыбнулся Константин Христофорович Валиоди.

— Жена-то вам — изменяет!

И закрыл дверь. Долго стоял в коридорчике, смотрел сквозь стекло, как упоенно рассчитывает что-то Степан Сергеич.

Звонок прозвенел, на монтаже и сборке поснимали халаты, потянулись к умывальнику, и тогда Сергей Шестов решился: ногой долбанул по двери так, что стекла задребезжали.

— Степан Сергеич!.. Пропали!.. «Агатам» — крышка!

Цифры, полученные на арифмометре и подтвержденные логарифмической линейкой, говорили прямо противоположное, и Степан Сергеич, находясь во власти цифр, благодушно смотрел на явно спятившего Шестова. А тот схватил его за руку, потащил в угол, где их никто не мог видеть.

— Крышка, говорю, «Агатам»!.. А вы мне какие-то проценты суете!.. На свалку пойдут мои радиометры!..

— Как это — на свалку?

Шестов опустился на ящик с лампами, вынужден был присесть на корточки и диспетчер. И Сергей Шестов рассказал про «Агаты». Делались они для походной экспресс-лаборатории, размещенной в автомашине, набитой аппаратурой, и когда Шестов прилетел на юг, то оказалось: конструкторы машины ошиблись, нет уже в машине места для «Агатов», нет! Три министерства давали техническое задание на машину, и где-то произошел сбой — про «Агаты» забыли. Привезенный Шестовым комплект при нем же снесли на склад и запечатали. Та же судьба ждет шесть «Агатов» этого месяца и десять — следующего…

«Быть того не может!» — едва не воскликнул по привычке Степан Сергеич.

И — поверил… Много дала ему командировка, во многое пришлось поверить. И уж само собой понималось: худший прибор тот, что работает лучше всех приборов…

— Может, внести изменение в конструкцию машины?

— И машине тоже крышка! — Сергей Шестов подался вперед. — Отжила свой век, не начав жить! Потому что без «Агатов» она уже не лаборатория.

— Другую пусть делают!

— А на другую и другие «Агаты» закажут…

Степан Сергеич легко вскочил на ноги, порываясь куда-то бежать, Шестов мертвой хваткой вцепился в него, не пустил.

— Не к директору ли?.. Пустое дело. Я всему треугольнику дал телеграммы. И вот результат; все попрятались! Все! Труфанов тут же укатил в Ленинград, Тамарин воткнулся в какую-то комиссию на всю неделю, а самый умный — Стрельников — не поверил ни единому слову моему, потребовал бумагу с резолюциями трех министерств… А я им такую бумагу дать не могу. И не хочу. Я и телеграммы-то давал не напрямую сюда, а так, чтоб Труфанов и прочие прочитали их там, у министра. И все в точности выложил по телефону через министерский коммутатор. Чтоб ни одно ухо на заводе и в институте не услышало. — Шестов говорил быстрым шепотом, оглядываясь на цех. — Я ведь вас очень зауважал, Степан Сергеич, после того случая, помните, — в кабинете Ивана Дормидонтовича. Очень!.. И два года размышлял: кого мы тогда обмануть хотели? Не маршала Советского Союза! Не заместителя министра!

Солдатика! Которому обещали крохотный ГИПС на газовых счетчиках весом с полфунта, а навьючили дуру с камерой в полтора кило весом. Бравые ребятушки все вынесут! Лишние фунты не помеха!..

Рванулся Степан Сергеич опять куда-то бежать, и вновь Шестов пригнул его к себе.

— Да не высовывайтесь!.. Не маячьте!.. Никто не должен видеть нас вместе! И знать никто не должен, что впустую работали два месяца и еще месяц будут работать на свалку… Я вот что подумал… Может, этот обман и есть наша правда? А? И цех обманывать — надо?.. Им-то, рабочим, зачем знать про экспресс-лабораторию на колесах, которые никуда не покатят? Зачем?..