Шрифт:
«Я вовсе не это имел в виду!» – воскликнул он, и тут же заметил, что официантка опять направляется к их столику. Она выросла перед ними – серьезная и непреклонная, и он попросил ее повторить заказ. Карина удивленно посмотрела на него, но он прошептал ей: «Я вас угощаю».
«Так что же вы имели в виду?» – спросила Карина, когда официантка исчезла за стойкой.
«Я имел в виду, что мне нравится писать эротику. Но мне нравится писать и самые разные тексты, совершенно другие, иногда даже откровенно скучные».
«Например?» – губы Карины слегка задрожали, она медленно улыбнулась. Когда он заметил эту улыбку, у него словно гора упала с плеч. Невероятно, это невероятно, что она улыбнулась. Какое счастье, подумал он.
«Например, статьи о технике, об играх, об экономике…»
«Странно. Ведь это очень разные тексты», – заметила Карина.
«А вы? Что делаете вы, когда не пишете эротику? Как вас зовут?» – спросил Максим.
«Меня зовут Карина. Но, конечно, фамилия у меня не Лютая, это мой шуточный псевдоним», – она продолжала улыбаться, и он ощущал какой-то странный подъем, острую радость от того, что они сидят с ней вместе здесь, что решили выговориться, что молчание последнего года по поводу Клуба и всех его правил, наконец, было нарушено. – «Я только и делаю, что пишу стихи. И это эротические стихи. Я ни разу не решалась читать их в клубе, потому что у меня ощущение, что я одна там пишу стихи. Кроме того, в клубе есть еще только две женщины, кроме меня, остальные все – мужчины. И я не чувствую себя уверенной в этой компании. Да и женщины эти… Другие…» – она замялась.
«Да они лесбиянки!» – воскликнул Максим.
«Ну, да, кажется, лесбиянки», – кивнула Карина. – «Так что мне вообще как-то не по себе. Как будто я там совсем одна».
«А на что вы живете?» – спросил Максим, и тут же осекся. – «Извините, я лишь хотел спросить, кто вы по профессии в обычной жизни».
«Я никто», – Карина пожала плечами. – «Я просто пишу стихи. А живу я на деньги, которые заработала когда-то, когда была главным бухгалтером».
«А вы можете прочитать мне ваши стихи?» – попросил Максим.
«Вы знаете, у меня странная особенность. Я не могу запомнить свои стихи. Они какие-то… не запоминающиеся для меня. Вроде бы, надо, чтобы хорошо выступить перед публикой. Но я не могу».
«Обещайте мне, что вы прочтете стихи на собрании через неделю… И – по-моему, можно читать с листа или с гаджета, все же так читают», – вдруг сказал Максим.
«Ну, все, кто пишет прозу. А я-то – нет. И потом. Я не могу. Я не готова», – улыбка пропала, теперь Карина была очень серьезна.
«Пожалуйста. Вы очень поможете мне двигаться дальше. Я не знаю, что мне делать с моим «Эротическим Цирком». Мне нужно вдохновение. Мне кажется, вы могли бы меня вдохновить на продолжение».
«Максим. То есть, Алексей», – начала было Карина, но он ее перебил:
«Леша, просто Леша. Только не в Клубе, а здесь, за его пределами».
«Леша. Лешенька. Это не честно. Вы на меня давите. Вы на меня слишком рассчитываете. Это огромная ответственность. А ведь мы с вами совершенно незнакомы. И не должны знакомиться. Мы не должны были здесь сидеть и разговаривать».
«Но идея Клуба как раз в том, чтобы вдохновлять друг друга. Эти чтения… Они для того и проводятся, чтобы можно было создать определенную культурную среду, контекст, как сказал Председатель…»
«Да, но вы просите меня прочитать стихи на собрании Клуба, а при этом мы с вами сидим в кафе и нарушаем правила Клуба, его устав. Нас за это могут исключить, не опубликовать в первом эротическом альманахе… А вдруг они закроют нам путь в серьезные издания… Я, конечно, ни разу не публиковалась в серьезных изданиях. Да и вряд ли буду: кто напечатает эротические стихи? А я больше ничего писать и не умею… Но все равно, мне как-то не по себе. Ведь наш Клуб – это единственная возможность для меня общаться с себе подобными…» – Карина явно была расстроена. Максим не мог удержаться. Он мягко накрыл ее руку своей. Она вздрогнула, он убрал руку, она улыбнулась, и он снова прикоснулся к ней, на этот раз просто легко погладив ее пальцы.
«Не огорчайтесь, пожалуйста. Вы такая красивая. У вас такая улыбка! Мы ведь никому не скажем о том, что мы здесь говорили. Это будет наш секрет. Никто из членов клуба не узнает об этом кафе, о том, что мы познакомились, то есть, по-настоящему познакомились, обо всем… Но я вас умоляю. Прочитайте в следующую субботу ваши стихи! Я хочу, я хочу их слушать. Я хочу, чтобы вы читали. Я умираю от любопытства, это удивительно, вы пишете только эротику, вы – сама эротика, и при этом… Вы какая-та другая», – вдруг заявил он, вглядываясь в ее лицо.
«Какая?» – она серьезно смотрела ему в глаза, прямо в глаза, но как-то легко. Никакого напряжения. Теплая волна, открытость, полное доверие. Неужели в нашем возрасте вообще возможно доверие?..
«Глубокая. Вы не играете в игру. Вы не должны играть. Вы пишете от сердца, из глубины, откуда-то… Не знаю. Я, конечно, не читал. Не слышал. Но я предполагаю, что вы другая», – взволнованно вещал он и чувствовал себя героем какого-то старого романа. Почему он так говорит с ней? Почему он каждый раз говорит с людьми по-разному? Зачем он так меняется во время общения с другими? Каков он на самом деле? Кто он такой? И почему он позволяет себе изрекать то, что не скажет теперь даже последний школьник, пытаясь понравиться современной девушке… Он что, настолько крут, что уже не боится штампов?