Кроме того, если ему и захотелось немножко до моего возвращения, он был достаточно умён, чтобы сделать это где-то за пределами Сиртауна.

Однако эти мысли не слишком поднимали мне настроение. Как и понимание, что я оставила его со знатным стояком — ситуация не слишком отличалась от тех раз в прошлом, когда он прибегал к услугам других.

Однако где-то в гуще этого беспокойства я все же заснула.

Я знаю это потому, что на следующее утро меня разбудила девочка.

Я наконец-то выведала её имя — Ханна, надо же! — прямо перед тем, как она протянула мне кружку того коричневого напитка, от которого шёл пар. Я вытащила себя из груды шкур и тут же получила другую кружку — в той содержался обязательный чай с маслом яка.

Это в сочетании с пронизывающим холодным воздухом, проникавшим через открытые окна, не слишком улучшило моё настроение. Одной из положительных черт видящих в Сиртауне являлось то, что они претерпели достаточное влияние запада, чтобы уметь оценить хорошее эспрессо.

Тарси не тратила времени впустую.

Потянувшись и лениво накинув на себя одежду, я ощутила тычок в своём разуме. Она сидела на том же коврике, который лежал на каменных плитах у камина. Посмотрев вниз, я заметила, что коврик представлял собой значительно меньшую по размеру и менее затейливую версию того ковра, что я видела в пещере Памира.

Она похлопала ладонью по шерсти, глаза смотрели выразительно.

Неохотно поднявшись, я подошла и села рядом с ней, скрестив ноги.

Я постаралась игнорировать завитки света, которые чувствовала — они робко окружали меня из какого-то другого места.

Он лежал в кровати. Я чувствовала, как он лежит там, глядя в белёный потолок.

Меня внезапно озарило, что где бы он ни был, это не походило на Сиртаун. Панический шёпот вспыхнул в моей груди, но я подавила его прежде, чем он успел расцвести в полноценную панику, и постаралась скрыть это чувство от него. Я не пыталась определить, где он может находиться или в чьей постели он может лежать.

Я взглянула на Тарси, все ещё ощущая его по краям своего света. Я знала, что он не спит, и от одного этого осознания становилось сложнее удерживать концентрацию.

Я смотрела, как Тарси махнула Ханне, которая присела на корточках у каменного камина, мешая что-то в висевшем железном горшке. Ханна стеснительно улыбнулась мне этими ровными белыми зубами, протягивая вторую чашку похожего на кофе напитка.

— Так с чего мы начнём? — спросила я у Тарси.

Тарси протянула руку.

Как только она распрямила пальцы, я…

***

…оказываюсь в каком-то другом месте.

Я стою в поле.

Оно такое неподвижное и умиротворённое, что я поражена, почти ошеломлена безмятежной красотой этого уединения. Наверное, я ожидала жестокости.

Сцен войны, воплей или криков людей.

Вместо этого сквозь облака пробивается поразительно яркое солнце, почти сине-белое по цвету.

Я одна. Горы поднимаются высокими стенами, со всех сторон окружая место, где я стою. Высокие травы колышутся у моих бёдер, плывя вниз по холму и вокруг озера столь бледного, что оно кажется ледяным. Над озером более зазубренные и покрытые снегом вершины разрезают горизонт.

Я узнаю это место, но не знаю, почему.

Мир здесь ощущается иным.

Он более живой. Или, может быть, менее разрушенный в каком-то отношении.

Крики нарушают тишину. Ветер наполняется темным хлопаньем птичьих крыльев — я никогда столько не видела в одном месте. Они поднимаются как облако, темной спиралью, которая изгибается в синем небе. Я прикрываю глаза рукой, чтобы иметь возможность понаблюдать, как они изменяют направление синхронным биением коротких крыльев. Секунды спустя дерево возле меня наполняется ими. Они усеивают ветки как маленькие стражи, воркуя друг с другом и чирикая, мелькая между ветками.

Пчелы опыляют дикие цветы среди травы, которая доходит мне до бёдер. Я вижу тех обросших, похожих на осликов лошадей, которых пожилые люди называют кулан. Они стоят кучками, покачивая головами на ветру. Затем, среди всей этой умиротворённости и безмятежности…

Я слышу крик.

Я тут же приседаю к земле.

Я где-то в другом месте, глубоко в темно-зелёном лесу. Он отличается от леса, который я мельком видела с того травянистого холма под сине-белым солнцем.

Густые деревья смыкаются вокруг меня, блокируя свет, оставляя его приглушенным, как в кафедральном соборе. Замшелые камни усеивают покатую землю. Я задаюсь вопросом, нахожусь ли я все ещё в Азии, но это кажется неправильным.

Я все ещё гадаю, где же я, как это связано с тем, где я находилась мгновением раньше, когда тишина нарушается очередным воплем.

— Взять его!

Гибкая фигура бежит мимо меня по покатому лесному склону, с возгласом перепрыгивая через упавший ствол. ещё больше фигур бегут мимо; они проносятся по холму неровным строем, как волки, сломя голову устремляясь вниз и крича.

Они — дети.

— Обгоняй его, Стами! Не позволяй ему удрать слишком далеко вперёд!

Хозяин этого голоса стоит надо мной на том же холме, ближе, чем я думала, пока его слова не заставили меня резко поднять взгляд к его высокому месту на вершине серого булыжника. Его круглые щеки и розовые губы принадлежат кому-то лет двадцати, но его грудь уже напоминает бочку, а его ладони такие огромные, что могли бы закрыть все моё лицо. Хоть его глаза и черты лица смутно напоминают азиата, его волосы белые как мел, а радужки глубокого чёрного цвета.