– Покажу вам один трюк, – загадочно улыбнулся принц. – Смотрите на пол.

Пол в беседке был выложен цветными прямоугольными каменными плитами. Маркель приложил ладонь к висящей на стене картине, сделал непонятное движение, и вдруг раздался щелчок. Одна из плит приподнялась и со скрипом начала наезжать на соседнюю, открывая в полу прямоугольное отверстие, зияющее чернотой.

– Этот ход я обнаружил, ещё когда был подростком. Про него никто не знает. Даже Себастин.

Маркель подошёл к лазу и начал резво спускаться по лестнице.

– Сейчас зажгу переносной светильник.

Когда лаз озарился мерцающим светом, принц снова появился над поверхностью и подал руку:

– Идёмте.

Амалия ощутила волнение, когда окончательно осознала, что очутилась в подземелье. Тут же могут быть крысы и летучие мыши. Но вопреки опасениям, ни грызунов, ни грязи, ни сырости в коридорах потайного хода не наблюдалось.

– Вчера вечером вы проникли в лабораторию этим путём?

Теперь Амалия окончательно поняла, как раненный Маркель пробрался в лабораторию никем не замеченный.

– Да.

– А вы знаете, кто сделал этот потайной ход?

– Не знаю. Может быть, какой-нибудь мой прапрадед тоже увлекался сомнительными магическими науками втайне от родственников – вот и пошёл на хитрость.

Они быстро добрались до лаборатории и вышли через неё в подвал дворца. Оставалось подняться по лестнице на первый этаж, пройти несколькими коридорами – и вот она торжественная зала.

– Вам не обязательно возвращаться на бал, – Маркель будто почувствовал, как Амалии тошно от одной мысли снова оказаться среди толпы малознакомых людей, многие из которых настроены враждебно. – Вы можете идти в свои покои. Я попрошу Розали передать Себастину, что у вас разболелась голова, и вы вынуждены были покинуть праздник.

– Спасибо, – Амалия благодарно улыбнулась.

Побыть одной в тишине – это то, чего ей сейчас хотелось больше всего. К тому же, у неё действительно начала болеть голова.

Сразу после окончания бала Себастин пригласил в свой кабинет доктора Матье.

– Осмотри сегодня Амалию повнимательнее. Мне не нравится, что всякий раз, когда она оказывается в людном месте, ей становится нехорошо. Сегодня она ушла с бала после первого же танца, сославшись на головную боль.

– Возможно, причина проста – волнение, – предположил Матье. – Девочка выросла в глуши. Её тяготит шумное общество.

– Возможно. Но я не исключаю, что причина в другом.

– Хорошо, Ваше Высочество, я проведу очень тщательный осмотр.

– И не забывай об особом поручении. Амалия должна начать тебе доверять.

– Мне было бы легче вызвать её доверие, если бы я мог рассказать ей хоть что-то достоверное о её родителях. Мне жаль девочку. Она мечтает разыскать кого-то из своих родственников.

Себастину самому очень бы хотелось отыскать кого-то из родственников Амалии. Для начала хотя бы понять, кому адресовала письмо Луиза де-Патрис, которое так и не было отправлено. Если бы найти адресата, то многое можно было бы у него узнать. Но пока Себастину удалось расшифровать только одно имя, упомянутое в послании – Жильберт. Может, это письмо и предназначалось ей?

– Неужели не сохранилось совсем никаких сведений о роде де-Патрис? – сокрушённо произнёс доктор.

– Нет, Матье. Никаких.

– Может, о нём просто забыли, потому что он был разорён или находился в опале?

– Нет. Я проверил архивы. Рода де-Патрис никогда не существовало. Всё говорит о том, что до того, как король присвоил родителям Амалии титул, они были простолюдинами.

Луиза де-Патрис стояла у окна королевских покоев и смотрела на буйно цветущий весенний сад. Супруг подошёл сзади, положил руки на плечи:

– Тебе грустно?

Он мог бы не спрашивать. И так знал, что в этот день королева не может думать ни о чём другом, кроме как о дочери. Ровно 14 лет назад им пришлось оставить свою малышку и вернуться домой.

– Там сейчас осень. Наверно, льют дожди, – Луиза развернулась лицом к мужу.

Фабьен, конечно, понял, где «там». Там, где сейчас их дочь Амалия.

– Не грусти. Уверен, уже совсем скоро она вернётся.

– Знаешь, я иногда боюсь, что этого не произойдёт никогда. Вдруг письмо, которое я ей оставила, потерялось? Вдруг Амалия не знает, что делать? Не знает, где мы? Может, вообще, считает нас погибшими.

Слезинка блеснула в медовых глазах.

– Не переживай. Я не сомневаюсь, письмо у дочери.

– Но почему тогда она так пока и не вернулась? Ей уже девятнадцать. Дар должен был проснуться.

– Не переживай, – снова повторил Фабьен, ласково касаясь губами волос цвета осенней листвы. – Она вернётся.

В дверь королевских покоев постучали:

– Ваше Величество, завтрак, как вы и распорядились, накрыт в саду.