Шрифт:
– Я… Я… Меня там вы за ребят узнать посылали. Так они, они. Убили их, – в этот момент он зарыдал.
Настала минута молчания. Никто не мог вымолвить ни слова, все были в оцепенении. Первым из шока вышел командир.
– Всех?
– Всех, – всхлипывая, ответил солдат, немного успокоившись, но через мгновение он снова зарыдал.
И рыдание его сейчас стало намного сильнее, чем в прошлый раз.
Все молчали. На лицах людей отразилась глубокая печаль, некоторые из них склонили головы и, молча, смотрели в землю.
– Отведите Севку в лагерь, пусть отдохнет и успокоится, – произнес командир и тяжело вздохнул.
Половцев подошел к костру и снова, расположившись возле него, впал в глубокое забытье. Из этого состояния его вывел Андрей, который решил посидеть у огня, на котором кипел сегодняшний обед. Филипенко, молча, подошел к горящему пламени и также задумчиво направил взгляд в никуда. У каждого из них, как, наверное, и у каждого солдата в этом отряде на душе скребли кошки, и каждому хотелось бы все исправить, но было уже поздно.
Командир сидел, держась рукой о лоб, глаза его были прикрыты. Эта тишина продолжалась бы еще долго, если бы не голос Андрея.
– Я чего пришел, товарищ командир, сказать, что Севка никак отойти не может после случившегося. Может его сюда привести, а?
Командир, казалось, не слышал его слов. Лишь только, когда вопрос повторился, он очнулся.
– Что? Ты что-то спросил? – тихо произнес Половцев.
– Да, товарищ командир, я говорю, Севку может сюда привести?
– Приведи. Приведи, Андрей. А что он в себя еще не пришел?
– В том-то и дело, что нет. Он ведь самый молодой среди нас. Войны не видел. Я вам про это, уже, сколько времени твержу.
– Ничего. Привыкнет. Война есть война. Тут уж никуда не денешься. И товарищи гибнут, и сами гибнем.
Наступило молчание. Тут командир не выдержал и, всхлипывая, произнес.
– Не могу больше так, Андрей. Не могу из себя равнодушие изображать, когда вот такие пацаны гибнут, – и он поднял нервно руку над землей на высоте около метра.
Затем он поникшим голосом продолжал:
– Я ж ведь тоже человек и у меня тоже душа есть.
– Это я во всем виноват! Я ведь им оружие запретил брать, – сказал Андрей.
– Ты давай на себя вину не бери, – произнес Половцев, качая головой.
– Сам виноват. Пацанов погубил. Дурья моя бошка! Куда я их посылал? Я ж их на верную смерть посылал. Думал, обойдется. Пройдут. Прошли… Э-эх, что говорить. Дурень я самый настоящий, а не командир, вот кто я, – повышая голос, причитал командир.
– Да вы себя не вините. Ведь не всегда же удачно все получается и по плану.
– Все равно надо было не пускать. У меня ж у самого двое сыновей.
Снова наступило молчание.
– Что с ними-то немцы сделали? – спросил, слегка успокоившись, командир.
– Пытали их, судя по всему. Видно не дознались. Тела их были обнаружены Севой в овраге за лесом. На них следы веревок были, тела сильно избиты и ни у кого из них нет ногтей.
Командир прикрыл глаза, зажмурился, медленно замахал головой из стороны в сторону, говоря:
– Долюшка-то, какая им выпала. Ох!
Наступила тишина. Так они сидели еще несколько минут. Не было больше произнесено ни единого слова. Позднее Андрей поднялся и ушел, а на его место привели и посалили Севу.
На следующее утро, ровно в назначенное время к командиру подошел Андрей Филипенко. Он был одет в серый сюртук, большие сапоги, а на лоб была надвинута темная кепка.
– Я, вижу, ты собрался уже? – спросил Половцев.
– Так точно, товарищ командир, только вот…,– и в этот момент голос его стих.
– Что? – мягко спросил Петр Харитонович.
– Только вот, я думаю,… а если конверт попытаются перехватить?
– Да. Я об этом тоже думал и на этот случай отдал кое-какие распоряжения.
В этот момент он отошел в сторону и о чем-то задумался. Через мгновение задумчивость исчезла и командир продолжил:
– До шести часов в нашем распоряжении остается один час, поэтому успеем тебя подготовить. Сходи к Севке, скажи, чтобы план старой площади тебе отдал и сюда приходи.
– Слушаюсь, товарищ командир.
Через несколько минут Андрей снова находился около Половцева. Командир взял план, развернул его на столе и начал излагать свои мысли: