– И как же это освобождает? По–моему наоборот привязывает. Не лучше ли ничего вообще не делать? Не будет ли недеяние лучшим способом плавного перехода за черту Бытия?

– Перед тем как правильно ничего не делать, надо израсходовать потенциал материи и духа в рамках добродетели и сострадания. Они умиротворяют и приближают к Тишине. В отличие от злодеяний, наполняющих шумом, нервозностью, тормошением. Смерть в таком состоянии неприятна. А так как Смерть всё равно придёт, то лучше её встретить в мирном устроении, имея мир в уме. Так же у самоубийцы ум не спокоен и шумен. Отсюда суицид не желателен.

– Исключения среди самоубийц могут быть?

– Да, конечно. Если мысль о суициде пришла к находящемуся на четвёртой ступени отсечения собственной воли.

– Йогин какой грани находится на такой ступени?

– Может случиться любой. Но хорошо, если это раджа. «В мире и покаянии скончати прочее время живота нашего» – молится йогин–путеходец и в таком состоянии духа уходит со словами на устах: «в руки Твои предаю Дух мой». В мире, покое УМА и в покаянии.

– В покаянии? То есть сожалея, прося прощение за злодеяния и бия себя в грудь?

– Это значит, чтобы УМ ваш был обращён (метанойя) от Бытия к Небытию. Обратитесь, ибо приблизилось Небытие. Ничто бы УМ не увлекало к земному, живому, грешному. «В покаянии» значит в МЕТАНОЙЕ, изменённом сознании. Обычное сознание инстинктивно: пожрать, поспать, размножиться (или просто совокупиться), защититься (то есть выжить); тело, семья, страна и т.д. В состоянии метанойи все инстинкты самосохранения исчезают напрочь, потому что невежество самосохранения и удовольствий «низменных» проходит. И вот вне метанойи умирать никак нельзя. Но многие, если не все, умирают, потому что с детства их никто не учит умирать, но учат жить и привязываться и пригорать к сковороде Бытия, но жить так и не научают, ибо научиться Жить, не научившись сперва умирать – нонсенс.

– И откуда Вы всё это знаете?

– Вообще–то от Фонаря говорю.

– Вам всё это поведал гуру Фонарь? Или раввин Фонарь?

– Ага – святой авва Фонарь.

– Слава авве Фонарю! И вам большущее мерси. Приходите ещё.

– А я никуда не ухожу, вапче–то. Тем более из себя.

– Кокуринщина какая–то! Развели тут хохлому, вместо того, чтобы самим спать и другим не мешать погружаться в Небытие до утра. Ведь потом сами будете стонать, что не выспались и поздно легли. Ух, филолОги–филосОфы, инквизиции на вас нет!

– Да уж, прошло ваше времечко, отвеселились. Теперь наше времечко пришло, светлоокое. А то лапали кто осла, кто попугая сослепу и пытались описать нам слона. Веруйте, мол, всё так, а не иначе, ибо блажен кто верует и не видит. Слепые вожди слепых. Так вместо Солнца подсовывали Ночь. И никто так и не мог понять, что же такое Ночь. И плутали все, так и не оценив истинных достоинств ни Дня, ни Ночи. Теперь хватит. «Дальше действовать будем мы». 10–17.02.2019

Пришёл муж домой с возделыванья Сада:

– Жена, ужин неси.

– Вот. Кушай.

– Вах. Вкусно–то как. Что это?

– Это змеиный супец, милый.

– Где взяла–то?

– Да вон, по дереву змей ползал. Выглядел аппетитно.

– Ай, маладца. Мерси тебе, удружила желудку–то, так и до сердца не далеко.

– Кушай, дорогой, сил набирайся на ночь, детей нонче делать будем

– О, круто! Пора так пора.

Тут приходит Насадитель Сада. Издалека зовёт Возделывателя:

– Ау–у, где ты? – Видимо, что-то хотел обсудить по теме возделывания.

Парочка мечется, прячется за каким–то кустом ли, деревом, ибо чувствуют что провинились, скушав без спросу змею.

Насадитель устал искать Возделывателя и о чём-то стал догадываться?

– Уж не съел ли чего не потребного? – Начал рассуждать Насадитель вслух Сам с Собой.

Возделыватель подаёт голос из-за куста ли, дерева:

– А я чо, я ничо. Вона жена супец из змеюки сготовила я и откушал.

– Эх. У меня из террариума сбежала одна… ядовитая была.

– Мы теперь умрём?

– Только не здесь. Идите куда хотите, а то будете тут трупами своими благоухать.

Так и ушли из Сада, отведавшие супчика из змеи муж и жена, родоначальники нынешнего человечества и зачали в ту ночь первого убийцу людей, Каина. Он же и дудочки придумал и барабанную установку и электрогитару. Второй сынок, Авель, тоже не лыком был шит – первый убивец животных был. Его–то старший братец и принёс в жертву, то есть схавал, приговаривая: «Нельзя убивать животных, они наши меньшие братья. А ежли можно меньших братьев убивать, то и тебя, Авель, тоже можно, ты же мой меньшой. Упокойся с миром в моём желудке».