— Не повытопчу, — сказала Данка, но переминаться с ноги на ногу перестала, села на корягу. — Мир, а туман-то этот, вы его напустили, что ли?

— А то кто же еще, — кивнула Мира, вовсе не удивившись вопросу.

— Чтобы люди к вам не ходили?

— Чтобы не всякие люди к нам ходили, — пояснила Мира. — Ты вот, например. Ходи, кто ж тебе мешает. Лепешки у тебя вкусные, как тебя с такими лепешками не пускать, сама подумай.

Болотница засмеялась и присела рядом с Данкой на корягу, полоща ноги в воде.

— А те, которых вы не пускаете, они чего? — не очень понятно спросила Данка, но Мира поняла, конечно же. Перестала смеяться, вздохнула:

— А тем, которых мы не пускаем, нужен жабий камень. Слыхала про такой?

Данка поморщила лоб, стараясь припомнить смутно слышанное краем уха:

— Это который болезни лечит?

— Лечит, — согласилась Мира. — Еще как лечит. От всех болезней, от всех ядов, от самой смерти лечит. Тот, кто смертельно болен, проглотив жабий камень, поправится. Тот, кто стар и одряхлел, — помолодеет и будет жить еще сто лет.

— А вам его жалко и самим надо? — понимающе спросила Данка.

— Дурочка. Жабий камень у нас в голове. Вот тут, — болотница прикоснулась пальцем ко лбу. — И чтобы его достать, надо… поняла?

Данка ужаснулась:

— Так что ж это, они, эти охотники за камнем, вас совсем?..

— Совсем, — сказала Мира. — Ясно тебе, горюшко?

Куда уж яснее.

— А почему он жабий?

Мира посмотрела изумленно:

— Тебе что, бабка не рассказывала? Я-то думала, ты знаешь, дурочка.

Данка помотала головой, обиженная, что ее второй раз обозвали дурочкой. Но попробуй тут возрази: вдруг Мира не станет рассказывать интересное!

— Ты как думаешь, откуда болотницы-то берутся?

— Рожаются? — неуверенно предположила Данка. — Как люди? Ой, а где тогда болотники?

— Нету болотников, — хмыкнула Мира. — Не бывает… хотя, знаешь, я б не отказалась…

Но, поглядев в Данкины умоляющие глаза, сжалилась и снизошла пояснить:

— Когда жабе исполняется сто лет, она вьет себе гнездо и ложится на зиму в спячку, а весной на том самом месте, в травяной колыбели, просыпается новорожденная болотница. Понятно?

Данка вникла и запереживала:

— И как же она, такая маленькая, одна? Плачет, поди? А кто ее кормит?

— Что ей плакать, дурочка, ее болото холит и лелеет, болото же и кормит! А если что, старшие сестры, кто поближе, присмотрят.

— А что камень? — вспомнила Данка, махнув рукой уже и на третью дурочку.

— А камень, почитай, у всех жаб, что постарше, в голове есть. Вот только, пока жаба болотницей не стала, силы в камне настоящей нет. Не изничтожит яд, а так, ослабит. Не избавит от болезни, подлечит только. Ну и умирающего не спасет, конечно же.

Мира посмотрела на Данку и вдруг нахмурилась:

— Куда ж ты ноги в воду суешь, горе ты мое болотное? Нашла с кого пример брать! А ну, живо домой!

***

Пришлые искали проводников, чтобы те провели их в болото. Местные ходили, задрав носы, хвастали перед пришлыми и друг перед другом, щедро делились приметами топких мест и надежных тропинок. Впрочем, когда доходило до дела, гонор у проводников пропадал. Туман стоял стеной, никому не давая ходу внутрь. Большей частью перепачканные по уши горе-охотники, костеря трясину на чем свет стоит, вываливались из тумана, вдоволь намесив сапогами тину, так и не пробившись сквозь плотное, колышущееся марево. Кое-кто не возвращался вовсе. Но даже и это не отбивало у местных охоты наниматься проводниками. Пришлые платили щедро даже за неудачные попытки, а за удачные — обещали вдесятеро.

— Говорят, — сказала мать, водя тряпкой по боку кастрюли из-под супа, — по всей границе так. Нет проходу в болота, и все тут. Ни мужикам за утками, ни девкам за клюквой. Покружат в тумане — и назад, покружат — и назад.

— Кто б их винил, — ответил Йозеф, мельник, зашедший продать матери полмешка муки и задержавшийся над кружкой темного пива. — Кто б их винил… после того, что мы сделали с их принцессой, я бы им еще в ноги поклонился за то, что они от людей всего лишь отгородились и знать не хотят. Могли б и похуже отплатить, сторицей.

— Так-то оно так, — согласилась мать, начищая медный бок.

— С принцессой? — пискнула Данка, открыв рот и позабыв драить пол.

— Говорят, принц любил свою жену, — ровным голосом проговорил Йозеф. — Говорят, его отец вырезал камень без ведома и согласия сына, презрев союз с болотницами ради жизни единственного наследника. Говорят, выздоровевший принц так и не простил отца и втайне от него ищет проход на болота, чтобы признать вину и…

— Ай!

— Данка, коза! Вот же коза! А ну-ка, иди сюда, тряпкой отхожу!