Конечно же, мама и близкие родственники, знавшие о появлении отца в деревне, старались держать это в тайне. Не знаю уж, каким путём, но об этой тайне первыми узнали партизаны. Во всяком случае, глубокой ночью они постучали в дверь. На вопрос отца «Кто?», ответ был «Свои». Так он получил своё первое задание от партизан Рогачёвской бригады имени Марусева. В течение недели требовалось узнать, в какой форме воюют власовцы, фамилии офицеров гестапо в районе и какого рода укрепления немцы возводят на Днепре у Рогачёва.

Сориентировали и на возможный источник этих сведений: в Рогачёвской комендатуре переводчиком служил Давид Аркадьевич Раймер, молодой ещё человек из семьи поволжских немцев, которого отец хорошо знал. До войны Давид работал старшим пионервожатым в деревне Рудня, а его – отец конюхом в совхозе «Поболово».

В воспоминаниях отца неясно, был ли Раймер уже связан с партизанами или отец сам должен был склонить переводчика к такому сотрудничеству. Отец пришёл в Рогачёв и постучался в дом Раймеров. Открыла жена Ольга Сергеевна, муж был в комендатуре и обещал прийти лишь к ужину. В тот вечер они обо всём договорились, и нужные сведения связной получил на листке папиросной бумаги. Отец завернул листок в платок, которым перевязал щёку, будто бы из-за флюса. И таким образом пронёс его через самое опасное место – усиленно охранявшийся мост через Друть.

Почти год, до марта 1943 года, отец был связным между Давидом Раймером и партизанами 9-й бригады имени Кирова Могилёвской области и отряда имени Марусева.

В начале марта за ним приехали: немцам донесли, будто отец вербует деревенских мужиков в партизаны. По пути арестовали ещё четверых, в том числе учителя географии Поболовской школы и бывшего председателя колхоза. В Красном Береге заперли в амбар, ничего не объяснив. Через несколько часов вызвали на допрос. Переводчиком оказался… Давид Раймер. У отца отлегло от сердца, когда его увидел. Оказывается, мать времени зря не теряла. Каким-то образом она успела сообщить Давиду Раймеру об аресте.

Подробности допроса отец не приводит. По его словам, Рай-мер переводил не всегда то, что говорил он сам, а то, что надо было, чтобы спасти его самого и товарищей по несчастью. Насчёт себя узнал слова «дезертир» и «кранк»… Как бы то ни было, всех отпустили.

Мама вспоминает, что пока длился допрос, жёны арестованных, пришедшие к этому времени в техникум, поругались между собой. Жена учителя упрекала мать и жену председателя в том, что из-за их мужей-коммунистов могут расстрелять и её Василия, никогда коммунистам не сочувствовавшего. И даже грозилась рассказать об этом немцам. А после войны геройствовала, рассказывая, что мужа чуть не расстреляли немцы за связь с партизанами.

Похоже, в каждой оккупированной белорусской деревне были свои герои. Отец пишет об учительнице младших классов Гале Самсоновне Романенко. Она разыскивала и передавала партизанам оружие. В деревне Поповцы купила у мадьяр несколько автоматов, гранат и в телеге под сеном привезла домой, спрятав в сарае. Кто-то донёс. Каратели нагрянули внезапно, переворошили всю усадьбу и оружие нашли. Арестовали и Галину, и мать. После ряда допросов, на которых немцам так и не удалось узнать, как выйти на партизан, дочь повезли расстреливать на Краснобережское кладбище. Перед расстрелом она бросила карателям в лицо: «Всё равно победа будет за нами!» К сожалению, пишет отец, об этом подвиге все забыли. (То ли отец ошибся, то ли я не разобрал буквы, но Николай Иванович Шепелев, учитель истории Поболовской школы, недавно установил, что героиню звали Агафья (по-деревенски – Гапа, Гапуля) Самсоновна Романенко. Э. Г.)

Арест, хотя и с хорошим концом, заставил партизан забрать отца в отряд. Чтобы обезопасить семью, было разыграно настоящее представление. Партизаны ночью ворвались в дом к Иванихе, самой несдержанной на язык бабе, и потребовали показать дом, где скрывается дезертир:

– Люди воюют с фашистами, кровь проливают, а этот так называемый коммунист отсиживается у бабы под юбкой. Партизанский суд приговорил его к расстрелу!

Та, конечно же, привела партизан к нашей хате и вернулась домой. Через каких-то полчаса партизаны прикладами затолкали отца к той же Иванихе, – якобы удостовериться в том, что взяли кого надо. Она подтвердила – он, он, хлопчики.

– Вот сейчас здесь, при тебе, и расстреляем эту гниду! – последовал нешуточный удар «гниде» в лицо. Из носа потекла кровь.

– Ой, хлопчики, дело ваше, расстреливайте, если так положено. Тольки не в моей хате. У меня же дети проснутся, спужаются, плакать начнут.

– Ладно, тогда пойдёшь, бабка, с нами, в лесу расстреляем гада, свидетелем будешь!

– Куды ж я пайду, дятей одних оставлю! Во горачка на мою галаву!

Партизаны посовещались:

– Придётся тебе, бабка, откупиться. Неси килограммов пять сала и пару буханак хлеба!

– Дык жа няма стольки, хлопчики!

– Давай сколько есть.

Партизаны вытолкали отца прикладами за дверь и огородами скрылись. Минут через двадцать к Иванихе, вся в слезах, вбежала мама:

– Немцы не расстреляли, так свои повели на расстрел! Куда они с ним пошли?

– Не ходи ты уже, Настя, за ними, яще и тебя постреляют, детей сиротами оставите.

Мама в слезах выскочила, а весь следующий день как помешанная ходила по лесу, – якобы в поисках тела отца.

В бумагах отца я обнаружил справку из партархива Института истории партии при ЦК КПБ: