Напротив него сидел Субарик, парень двадцати с небольшим лет. От негодования у него было красное лицо, он слушал с нарастающим возбуждением.

– Да хули говорить! Они там совсем уже с жиру бесятся! Не знают уже, в какие дырки долбиться! Где-то мне попадалось недавно, что вот, типа, быть пидором – это болезнь и всё такое. С пониманием там надо и всё такое. С каким нахуй пониманием? Вот и приведёт такое понимание, ебать, потом к тому, что ты рассказываешь. Просто пиздить надо! А лучше куда-нибудь в шахту или на рудники, нахуй! Наработается до потери пульса, и некогда будет о всякой хуйне думать! Толку от него для общества всё равно никакого. Семью создавать не хочет, детей рожать не хочет, ну значит, пусть идёт работает на благо общества!

– Не, ну если он ещё и ребёнка родит, то… сколько там, блядь, премия первому родившему мужику? – со смехом добавил Федя, отец троих детей.

– Да не передёргивай ты, ёбаный насос! Я про то, что он нормальную семью с бабой создавать не хочет, значит, пусть ебашит. А то он там, типа, музыкант, ебать его в рот, или художник. Нахуй нам эти художники! В стране вон работать некому!

Старшой довольно улыбнулся от произведённого им эффекта и заговорил снова:

– Ну ты ж должен понимать, что это всё тоже неспроста. Вот ты говоришь, что с жиру бесятся. С какого нахуй жиру? Что, у них там хорошо, что ли? Это у нас тут либерасты все думают, что в Европе – рай. А их просто используют американцы. Не столько американцы, сколько их верхушка. Я ж говорил уже, Америкой правят евреи. Американскому правительству даже банковская система не принадлежит, в отличие от нас. И вот эти самые евреи и управляют всем. А как численность людей сократить? На Ближнем Востоке – войны, в Европе гомосексуализм. Никого убивать даже не надо – сами вымрут. Конечно, они и поощряют однополые браки и гей-парады. И на Россию всё время нападают – типа, у нас тут свободы нет. А получается-то, что свобода – это гей-парады, вот тебе и подмена понятий.

– План Даллеса в действии, – вставил Федя, – я вон смотрел тут недавно по телику «Военную тайну». Там даже документы показывали из архива американского. Там то ли выкрали их, то ли наш какой-то шпион добыл. Всё так и есть, воевать против России они не могли, вот и придумали. Рок-н-ролл, пепси, секс, наркотики, вся эта хуйня, от которой у нас кипятком ссут.

– Уроды, блядь! – распаляясь, почти выкрикнул Субарик. – А ведь в Советском Союзе всего это не было! Ни наркоманов, ни пидоров этих ебаных, ничего. Ну Высоцкий, говорят, на игле сидел. Ну так то паршивая овца!

– А все восхищаются им, – добавил Старшой. – Правильно, хули, за рубеж съездил, насмотрелся, вот тебе и пожалуйста! Баба же у него из Франции. Свободные нравы, хуё-моё.

– Не, ну ты на Высоцкого не гони! – перебил Федя. – Актёр-то он был заебатый! Вспомни «Место встречи изменить нельзя»! Да и песни у него очень жизненные! «Если друг оказался вдруг…» чего стоит!

– Ну а толку? Вот его поэтом называют. А какой он поэт! Вот Пушкин – да, действительно, поэт. И ему почему-то и без наркоты хорошо жилось и писалось.

– Да, а щас лучше, что ли? Все эти певцы – кто на игле сидит, кто на хую чьём-нибудь.

– А как ты ещё на сцену попадёшь? – заметил Старшой. – Только через постель. Я ж тебе говорю, Лёх, в жопу дай раз, сразу повышение получишь!

Последнее относилось к молодому, который от этой фразы только засмеялся.

– Вот видишь, – улыбаясь, сказал Старшой, – сейчас ты на это уже со смехом реагируешь, а помнишь, раньше, когда только пришёл? Сразу красный становился, начинал кричать, что мы тут охуевшие совсем, что как так можно!

– Да а хули толку на вас кричать? – всё ещё улыбаясь, сказал Субарик.

– Вот! Сначала ты кричал, теперь смеёшься, ещё немного времени пройдёт, и начнёшь уже прикидывать, кому в жопу дать, чтобы повысили, – сказал Старшой, и все, включая Субарика, грохнули дружным смехом.

– Да ну вас на хуй, – сказал Субарик, поднимаясь, – пойду в обход схожу.

– Молодой ещё, глупый, – сказал Старшой и тоже поднялся, – пора бы всё же и поработать.

Когда Поэт зашёл в раздевалку, кое-кто уже стоял возле своих шкафчиков и переодевался. Он прошёл сначала в правый конец раздевалки, чтобы со всеми поздороваться, и шёл теперь в левый – к своему шкафчику. По дороге он прошёл мимо шкафчика Лёлика, который стоял абсолютно голый и собирался надевать рабочие штаны. Исподнего Лёлик на работе не носил. Поэт подошёл поздороваться, подал Лёлику руку, но тот не отпустил её, а потянул на себя.

– Поэт, хуй нюхать будешь? – со смехом спросил Лёлик.

– Пошёл ты! – Поэт стал вырываться, но Лёлик не отпускал.

Кто-то прошёл мимо:

– О, у Лёлика опять брачные игры.

В тот момент, когда Поэт рванул особенно сильно, Лёлик отпустил. Поэт отлетел к противоположному шкафчику.

– Какой же ты всё-таки дебил! – обиженно сказал Поэт, отряхиваясь.

– Да ладно, Поэт! Если больно, давай я приласкаю! – под общий смех сказал Лёлик.

– Пошёл ты на хуй! – Поэт, отряхнувшись, пошёл к своей кабинке.

Подойдя и открыв её, он стал снимать с себя верхнюю одежду.