Огромный, мускулистый, с энергичным подбородком и спокойным взглядом серых глаз, бывший майор ГРУ Андрей Викторович Дроздов пользовался уважением не только коллег по частно-разыскной деятельности в своем родном Колпине, но и представителей правоохранительных органов и даже криминальных авторитетов, в среде которых заслужил почетную кличку Дрозд.

Когда-то давным-давно он занимал ответственную должность во внешней разведке. Работал в Анголе, Заире, Афганистане… Теперь же, после катастрофы, превратившей страну в руины, все прежние его действия потеряли смысл: отряды, с которыми он воевал, были давно разбиты, операции, которые разрабатывал, оказались бессмысленными, режимы, которым помогал, канули в вечность.

Он уже не чувствовал себя членом разведывательного сообщества, не чувствовал себя посвященным. Их «монашеский орден» распался, выродился в департамент бездеятельных малооплачиваемых чиновников, которые были не нужны государству и только имитировали какую-то деятельность. Последние несколько лет Дроздов занимался частным предпринимательством и, стараясь в своей работе не отставать от последних достижений в области высоких технологий, никогда не расставался с ноутбуком.

Вот и сейчас маленький серый чемоданчик с оперативной памятью на два гигабайта находился в его огромной руке. Дроздов был в темной кожаной куртке и серых брюках. Единственным его украшением были массивные «Ролекс» на толстом золотом браслете. Он никогда не придавал большого значения своему внешнему виду. Главным делом для него всегда была работа. Его бывшие и нынешние коллеги считали, что он слишком часто погружается в себя, и тогда его лицо становилось застывшим, взгляд устремлялся в одну точку, а движения и жесты замедлялись, словно он внутри включал кнопку автопилота. Все знали, что в такие моменты мозг Дроздова работает над решением важной проблемы и ему лучше не мешать. Среди тех немногих, в ком он нуждался, были в основном коллеги по работе. Вместе с ними он изощрялся в решении интеллектуальных задач – от криминологических проблем до математических головоломок. Единственное, что не принимал его мозг, это глупейшие сканворды и кроссворды, где от человека не требуется ничего, кроме памяти, да и то в ограниченной области модных словечек.

Вдова академика Бармина, Надежда Сергеевна, жила в двухкомнатной квартире на третьем этаже. Как выяснил ранее Дроздов, дочь Ольга с ней не проживала, хотя и была прописана в той же квартире.

Дроздов поднялся на третий этаж и постучал в дверь шестнадцатой квартиры. Женщина – на вид лет сорока пяти – открыла ему. В ее длинных иссиня-черных волосах блестела седина, две почти белые пряди свесились на левый глаз с небольшим шрамом у виска. Некоторое время она настороженно глядела на майора, потом шагнула назад, приглашая войти. На руках у нее сидел пудель. Его выпученные черные глазки злобно осматривали гостя.

Сунув руку за пазуху, Дроздов предъявил удостоверение инспектора ГИБДД.

Слабый проблеск удивления промелькнул у нее на лице.

– Проходите.

– Извините, что потревожил, – сказал он, входя в темную прихожую, заставленную старой мебелью, – но мне надо задать несколько вопросов вашей дочери.

– Ее нет, – она явно встревожилась, – а что случилось?

– Ничего особенного. Она проходит у нас как свидетель ДТП.

– Странно, мне Оля ничего не говорила.

Бармина взглянула на него испуганно еще раз, но, ничего не сказав, спустила пуделя с рук и жестом пригласила пройти в небольшую, скромно обставленную гостиную.

– Чай будете? – спросила и, не ожидая ответа, загремела посудой на кухне.

Дроздов присел на деревянный стул, затрещавший под ним, как старый парусник под порывом ветра. В комнате стояли старомодный полированный сервант, два кресла и стол, накрытый потертой скатертью. Судя по обстановке, вдова ученого жила небогато. Дроздов подумал об академике. Каким фанатически увлеченным своей идеей человеком надо быть, чтобы ради претворения ее в жизнь бросить семью? Но стоят ли все достижения под водой, вместе взятые, одной сединки в волосах этой еще нестарой женщины?

Через несколько минут Бармина внесла на подносе чашку горячего чая и сахарницу с серебряной ложечкой. Сделав из вежливости один глоток, Дроздов поставил чашку на стол.

– Где сейчас Ольга?

– Она фактически не живет со мной, – ответила вдова. – Так, иногда позванивает… В основном чтобы сообщить, что все в порядке.

– А вы знаете номер ее мобильного телефона?

– Где-то должен быть… – Бармина стала листать блокнот, лежащий на столе. Набрав названный ею номер и услышав традиционное: «Абонент недоступен», Дроздов решил зайти с другого конца.

– Поймите, Надежда Сергеевна, дело серьезное. Погиб человек, а Ольга видела, как это произошло. Мы не остановимся, пока не найдем ее.

Покачав головой, женщина уставилась в свою чашку.

– Оля не считает нужным ставить меня в известность о своих делах. Говорит, это ее жизнь. – Рука у вдовы слегка дрожала, когда она поднесла чашку ко рту.

– У вас есть ее фотография?

Рыжая, с огромными зелеными глазами девушка смотрела на Дроздова со снимка, который Надежда Сергеевна вынесла из соседней комнаты.

– Скажите, где бывает Ольга? – спросил Дроздов. – Мне нужно собрать как можно больше сведений о ней.

– Что рассказывать? – В глазах Барминой не было ничего, кроме желания помочь. Она тревожилась о дочери, это было очевидно, но она знала мало, а возможно, и ничего.

– Кто ее друзья?

– Разве она скажет? – беспомощно развела женщина руками. – Понимаете, я воспитывала ее одна, и в результате дочь выросла слишком самостоятельной. Слишком… Даже иногда упрекала меня в том, что я осталась одна и не вышла снова замуж. Как будто я виновата в этом!.. Мне жалко ее, а еще больше жалко себя. В последнее время Оля очень изменилась…