Шрифт:
А великий князь шел механически переставляя ноги… Шел туда где в ряд были выложены трупы вытащенные из руин вагона и отдельно от них – тело высокого крепкого мужчины с неестественно вывернутой шеей. Подле него на земле сидела императрица Мария Федоровна – в полной прострации держа голову мужа на коленях.
Подбежала Камчатка, но не кинулась к телу хозяина, а обратив морду к темным небесам жалобно завыла.
Вахмистр лейб-конвоя с перевязанной ногой, утирая слезы, всхлипнул:
– Вот ведь… Скотина бессмысленная спаслась, а царь то… царь…
– Господи! Да как же это??! – шептал Георгий не в силах приблизится к телу Императора всероссийского Александра Александровича Романова… Своего отца…
Нет – этого не может быть!
Ведь еще совсем недавно будущее казалось ясным и благополучным на многие годы и десятилетия вперед…
Опустившись на колени прямо в осеннюю слякоть он молча крестится.
«Господи! Да как же это? Да за что ж мне такое?!» – еле слышно шептал Наследник-Цесаревич трясущимися губами. Из глаз юноши струились крупные слезы…
В тот день Георгий Александрович Романов плакал последний раз в жизни. В тот день он еще был обычным человеком, сломанным чудовищным ударом судьбы – и мог еще позволить это себе. Все последующие десятилетия, никто не видел его слабым – и больше того – уже не было обычного человека – был Царь не знавший слова «невозможно». В тот день в той катастрофе погиб великий князь Георгий – тайный романтик и скорее ученый нежели властитель по складу ума. И родился повелитель, чьими усилиями, как признавали даже недруги, был создан новый мир. Мир совсем не такой, который предсказывали пророки разнообразных социальных теорий, и описывали фантасты…
Крушение
Часть первая
Погребение прошлого
22 октября 1888 г., утро, Санкт-Петербург.
…Ваше Высочество – поезд прибывает!
Флигель – адъютант стоял в дверях купе наследника…
Синяки на лице были умело запудрены но обширную ссадину на лбу скрыть было невозможно. «Флигель» – как вспомнил Георгий – ротмистр лейб-гвардии Конной артиллерии Александр Кауфман, был в числе переживших катастрофу.
Коротким кивком головы ответив придворному, Георгий встал с мягкого дивана и вышел в коридор.
И машинально одернув черный флотский мундир с черным же траурным крепом на рукаве, двинулся по вагонам следом за ротмистром – в «голову» уже снижающего ход поезда в «особый» вагон.
Они и в самом деле совсем скоро прибывали на Московский вокзал столицы Российской империи. Отсюда не так уж давно Александр III с семьей отбыл в Тавриду – и вот теперь они возвращались…
Сейчас, стоя в тесном вагоне у отцовского гроба рядом с матерью, державшей за руку заплаканного Михаила, с непроницаемо – скорбным Владимиром Александровичем, с генерал-адьютантами и придворными, Георгий вспоминал…
Памятью он вернулся на несколько дней назад – хотя казалось прошел месяц или даже больше…
…Ранним утром 19 октября выжившие в катастрофе и мертвые прибыли в Харькове на свитском поезде.
Вечером того же страшного дня состоялся семейный совет под председательством прибывшего из Москвы Великого князя Владимира Александровича.
Он был сух и краток.
– По докладу врачей Император не может быть никуда перевезен без очень тщательной подготовки, у него сложный, возможно двойной, перелом позвоночника – начал он, – когда присутствующие помянули в молитве почившего Царя. – Вынужден говорить печальную правду: врачи отнюдь не дают гарантий, что он и в этом случае перенесет переезд. Но даже без этого можно, увы, с уверенностью говорить что Его Величество Николай Александрович… – великий князь сделал печальную паузу – Не сможет исполнять свои обязанности. По-видимому никогда – завершил он мысль.
Георгий мысленно согласился.
Да – брат его лежал пребывая фактически между жизнью и смертью – лучшие харьковские доктора хлопотали вокруг его ложа, милосердные сестры меняли повязки, и оба главных лейб-медика непрерывно дежурили в больничном покое ставшем одновременно и императорскими покоями… Но изменить они уже ничего не могли.
– Поэтому согласно Основных Законов Империи Российской надлежит образовать Регентский Совет… – Владимир Александрович опять сделал короткую паузу словно ожидая возражений. Но разумеется никто не пожелал высказаться да и что можно было возразить на очевидную истину?