– Подождите! – Константин Эдуардович схватил ее за локоть, и тело вообще отказалось повиноваться девушке. Ей хотелось заплакать от полного смятения души, а преподаватель вдруг предложил: – Если вы сегодня не очень заняты, то, может быть, мы сходим вместе в театр?

– В театр? – испуганно повторила Майя, развернулась к нему и еще раз переспросила, будто не расслышала: – В театр?

– Ну да, в театр, в драматический! Между прочим, в спектакле занята Алла Завельская! Вы когда-нибудь видели ее на сцене?

Майя отрицательно помотала головой.

– Только в кино видели, да?

Девушка согласно кивнула.

– Да что с вами, Майя? – Иващенко приблизился к ней, взял за плечи и заглянул в глаза: – Я же вас приглашаю всего лишь в театр, а не в какое-то злачное место. Так вы пойдете?

– Да… – односложно смогла вымолвить студентка Романова.

– Ну и отлично! Назовите ваш адрес, чтобы я смог заехать за вами.

Майя назвала, хотя язык ее очень плохо слушался, став сухим, шершавым и плохо помещающимся во рту.

– Отлично! – резюмировал Константин Эдуардович и добавил: – Вы живете далековато от центра, а вечером можно еще мертво стать в пробке, так что я предлагаю выехать за час до начала спектакля. Согласны?

Майя очередной раз кивнула.

– Тогда выходите из дома ровно в 18.00, хорошо?

Девушке пришлось снова кивнуть.

– До встречи?

– До встречи, – промямлила Майя, так как дальше кивать было уже просто неприлично.

Она как раз вышла из аудитории, когда ей позвонила Ольга.

– Майка, ну ты где? Я тебе всяких роллов набрала! Женский день будем праздновать по-японски! Что там с лабораторной-то? Бред какой-то! Мы сто лет не были на лабораторных по химии. Иващенко совсем сдурел!

– Оля… я не приду в кафе… не смогу… – ответила ей Майя.

– Вот новости! Почему? Да что там с лабораторной-то?

– Дело не в этом… С лабораторной все нормально, Эмма Ивановна просто перепутала…

– А что не нормально?

– Оль, не спрашивай сейчас… И сегодня не звони больше, пожалуйста! Я тебе завтра все объясню! Честное слово!

– Ну, ты даешь, Маха! – оглушающе крикнула в телефонный аппарат Ольга. – У тебя голос… вообще… ужасный! Я ж твоя подруга! Я же буду волноваться!!

– Не надо, все хорошо, – попыталась успокоить ее Майя, – даже лучше, чем хорошо… Но не спрашивай сейчас ни о чем! Все потом! – И студентка Романова отключила телефон.

Дома Майя вывернула из шкафа на пол весь свой не слишком богатый гардероб и расплакалась. Ей совсем не в чем было идти в театр. То есть, не то, что бы совсем не в чем. Просто ее одежда никак не подходила к мужскому костюму, в который неизменно был одет Иващенко. А если для посещения театров у него имеется другой костюм, более светлый или более темный, это еще хуже. Майины легинсы, джинсики-стрейч, облегающие бадлончики, топики, блестящие блузочки до пупа и всякого рода курточки с принтами и стразами будут казаться детсадовской одежкой по сравнению с элегантностью самого простого мужского костюма. Окружающие могут подумать, что Константин Эдуардович пришел в театр с младшей сестренкой, чего Майе совсем не хотелось бы. Она еще немного посидела на полу, огорченно перебирая свои яркие тряпочки, а потом отправилась в родительскую спальню и открыла шкаф с маминой одеждой. Девушка долго, будто впервые, вглядывалась в мамины наряды и, в конце концов, остановилась на узкой черной юбке и стального цвета блузке, вытащила их из шкафа и даже примерила. Блузка сидела, как влитая, а юбка была чуть-чуть широковата в талии, что легко можно было исправить с помощью широкого пояса. Майя вытащила из кучи, наваленной на полу, свой широкий кожаный пояс, но надевать его не стала, поскольку вдруг поняла: к маминому наряду у нее нет подходящей верхней одежды и обуви. Ее тупоносые ботинки на шнуровке и толстой рифленой подошве, а также коротенькая дубленка, отороченная искусственным мехом с длинными фиолетовыми прядями, никаким образом не могут гармонировать с классической узкой и прямой черной юбкой. К тому же у Майи нет тонких колготок. Можно найти колготки у мамы и даже накинуть вместо своей дубленки ее демисезонное пальто, но мамина обувь по размеру была гораздо больше Майиной и ей не годилась никак.

Когда время уже подходило к половине шестого, совершенно отчаявшаяся студентка Романова оделась в то же самое, в чем днем была в институте: в узкие темно-синие джинсы и серый коротенький джемперок с изображением кошачьей морды. Потом расчесала волосы, завязала их в хвост на затылке, села на диван перед часами и до шести часов даже сумела немного успокоиться. В конце концов, пусть Константин Эдуардович не заблуждается на ее счет: она самая обыкновенная студентка, а не леди в мехах и бриллиантах. Впрочем, он вряд ли заблуждается. Видимо, довольно-таки дешевая ложка, которую она нашла в магазине антиквариата, дорога Иващенко как память, и потому он посчитал своим долгом сводить дарительницу в театр. Отработать, так сказать… Правда, есть еще розы… Ну… скорее всего то, что напоминает преподавателю эта ложка, настолько серьезно, что тянет на билет в театр и букет роз! Только и всего!

Константин Эдуардович приехал за Майей на машине. Она совершенно не разбиралась в марках автомобилей, потому и не могла ее определить, но дымчато-серый цвет был приятен для глаз и весьма элегантен.

– Это ваша машина? – спросила девушка, когда уже уселась на переднее сидение рядом со своим преподавателем химии.

– Конечно! – Он улыбнулся. – Зачем бы мне брать чужую!

– Но вы никогда не приезжали на ней в институт.

– А зачем? Вы же видели, что я живу рядом, а прогуляться – это даже приятно.

На этом разговор иссяк. Дорога была настолько забита машинами, что Иващенко приходилось лавировать между ними, и разговаривать, в общем-то, было и некогда. Из-за пробок, о которых Константин Эдуардович предупреждал Майю, подъехать к театру удалось только за десять минут до начала. Они только-только успели раздеться и найти свои места, как спектакль начался. Майе очень хотелось сосредоточиться на том, что происходит на сцене, особенно тогда, когда на нее вышла знаменитая Алла Завельская, но у нее ничего не получалось. Рядом с девушкой сидела надушенная дама в вечернем декольтированном платье с жемчужным колье на шее и смотрела на сцену исключительно в бинокль. Майе стало очень не по себе. Как она и предполагала, Иващенко оделся в строгий темный костюм. Когда закончится действие и зажжется свет, Константин Эдуардович в костюме ужаснется, когда сравнит свою спутницу с жалкой кошкой на груди с окружающими дамами в декольте и жемчугах. Конечно, он видел ее джемперок в гардеробе, но они так торопились, что ему было не до сравнений с другими зрительницами.