Шрифт:
– Нет. Я один закрываюсь в Автоцентре.
– Ну вот, прими ее, – напористо продолжил Игорь. – Деньги она тебе потом переведет на карту. Ее номер телефона я пришлю сейчас тебе смс-кой, и ты позвони ей, объясни, как к тебе доехать…
Через час женщина в бежевом платье, держащая в руках два чемодана, предстала перед взором Эдика. Ее лицо, обрамленное черными локонами до плеч, выглядело на неопределенный возраст – чуть постарше Эдика. Она была стройна, но отнюдь не худощава…
* * *
В комнате отдыха механиков, становящейся на ночь каморкой для охранника, за разговором с Вероникой незаметно пролетели и час и два. Чаевничать гостья явно любила. Она сидела на скамейке за столом напротив Эдика, забросив ногу на ногу под подолом шелкового платья, и увлеченно рассказывала, как строили железную дорогу от ее родного Нерюнгри прямо на север до Алдана, а потом и до Якутска.
Оставив тарелку, полную печенья, в стороне, Эдик сложил свои руки на столе и тихо слушал гостью. Рукава его синей форменной рубашки были засучены, ведь в этот августовский вечер в Улан-Удэ задержалось июльское тепло.
– Эдик, представляете, инженерам пришлось заморозить грунт на лето, ведь там, знаете, вечная мерзлота, для этого применялись установки, летом они подмораживают почву железнодорожного полотна.
– Я об этом уже читал. Я интересуюсь прокладкой железных дорог, Северным широтным ходом – дублером Транссиба, который никак не могут построить.
– Тогда вы должны знать, что у нас в планах продолжить железный путь до Анадыря на Чукотке. А там рукой подать до Берингова пролива…
* * *
За перроном пронесся пылающий огнями ночной Якутск. Он так и остался за рекой, слева от поезда, ведь тянуть рельсы до самого города не стали, ограничившись автодорогой к нему.
Летняя полночь в отдыхающей от 30-градусной жары Якутии манила приятной прохладой. Бывший журналист, а теперь и бывший охранник Эдик вышел в тамбур, где Вероника стояла к нему спиной, уцепившись руками за поручни. Ее черные волнистые волосы развевались от ветра по плечам, а она всё смотрела вперед по курсу поезда в кромешный мрак, рассекаемый километр за километром узким лучом локомотива. В полупустом вагоне более не нашлось охотников прогуляться. Они снова оказались вдвоем.
«Это последняя теплая ночь в Якутии. Скоро будет похолодание. Все-таки август на дворе», – сказала Вероника, обернувшись к нему. И он разглядел в мелькании пристанционных огней ее смеющиеся от счастья глаза – в который раз после уже стольких ночей и дней рядом с ней, Эдик не переставал удивляться этим большим черным глазам, которые делали ее похожей на жительницу Юго-Восточной Европы; он не раз говорил Веронике, что она напоминает ему то ли румынку, то ли албанку…
Близких родственников в родном городе у Эдика не оказалось, и он принял предложение Вероники ехать с ней на край земли. Оказалось, что рабочее движение по ветке до Бухты Провидения уже открыли. А там – железнодорожный паром вел до города Ном на побережье Аляски…
– Зачем нам визы, Эдик? – рассмеялась Вероника. – В мире будущего там уже наша земля. Снова наша.
– Как?
– А вот так. Я забыла сказать, что железная дорога построена только вдоль побережья Тихого Океана, где зимой морозы мягче. А через внутренние области восточной Якутии и Чукотки ведут струнные дороги Юницкого, а также трассы экранопланов. Они справляются с потоком грузов и людей – нужны пересадки, но лишь бы меньше иметь дела с вечной мерзлотой и морозами, ведь трасса проходит через полюс холода Северного полушария – Оймякон. Так что скоро пересядем в вагончик, и он, двигаясь по двум тросам, понесется над тайгой и тундрой…
Дорога к городу у залива
На станции на скамейке сидело двое. Оба в плащах и шляпах, ведь в полдень было всё еще прохладно в тени высокой горы, нависшей над зданием небольшого вокзала, а клочья тумана еще не растаяли над восточным перевалом, куда их должен увезти поезд, прибытия которого они ожидали.
Зимой температура в этих горах падала до нуля и заморозки как в Европе схватывали колониальную землю.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что сидевший слева мужчина выглядел немного старше своего соседа. Повернув голову к юноше, он обратился с вопросом:
– Как вы думаете, почему открытие новой железной дороги проходит без торжественной церемонии?
– Не знаю, я здесь проездом, – нерешительно отозвался собеседник. – Я вообще-то из глубин континента, с северо-востока. Мои родители были колонистами в джунглях. Наша ферма стоит в стороне и от рек, и от железных дорог.
– До океана здесь недалеко, а перевал невысокий. Но республике Санта-Катарина было невыгодно проводить через свои земли железный путь. Выход к морю у республики и так был – ведь она свободная приморская страна Восточного берега. Так же как и Рио-Гранди после войны, – мужчина вздохнул, и переведя дух, продолжал. – Нижним провинциям, или как теперь их надобно величать, республикам Восточного берега, невыгодна быстрая связь Верхних провинций с океаном. Торговый протекционизм – знаете термин? Поэтому начатая английской концессией еще до войны узкоколейка, так и не была продолжена, хотя оставалось перевалить вот эти горы – и дальше по равнине к одному из заливов Атлантики…