– Но, Fr"a ulein-дуся, – говорила Нина, встав за стулом нашей любимицы, – зачем же вы уйдете? Разве мы огорчили вас?

Глаза Булочки уже начали разгораться.

– О нет! Вы были всегда милые, добрые детки, – ласково потрепав по щечке княжну, произнесла она, – я вас очень, очень люблю и знаю, что вы не огорчите вашу сердитую Fr"aulein, но другие находят, что я очень слаба с вами и что вы поэтому много шалите.

– Я знаю, кто это сказал… У-у! Это проклятый Пугач, это Арно! – пылко воскликнула княжна.

– Wie kannst du so sprechen (как ты позволяешь себе так говорить)?! – строго остановила ее фрейлейн и, сильно нахмурясь, добавила: – Вы должны уважать ваших классных дам.

– Мы вас уважаем и очень любим, Fr"aulein, дуся! – вырвалось, как один голос, из груди тридцати шести девочек.

– Да, да, знаю… я тронута, спасибо вам, ich danke sehr f"ur ihre Liebe (благодарю вас за вашу любовь), но вы не меня одну должны любить, у вас есть еще другая дама – m-lle Арно…

– Мы ее ненавидим! – звонко крикнула Бельская и юркнула за спины подруг.

– Стыдись, Бельская, так отзываться о m-lle Арно, твоей наставнице. Она заботится о вас не меньше меня. Она строгая – это правда, но добрая и справедливая, – усовещивала Кис-Кис.

– А за что она Запольскую с доски прошлый месяц стерла? – не унимались девочки. – А почему Нюшу в прием не пустила? Иванову за что в столовой поставила?..

– Ну, Иванова стоит, – серьезно произнесла Нина, недолюбливавшая Иванову.

– Ну довольно, genug! Что делать, что делать, расстаться нам с вами все-таки придется, – покачала головою добрая фрейлейн.

– Нет, нет, мы вас не пустим, мы знаем, что на вас наябедничали и Maman, верно, что-нибудь вам неприятное сказала, а вы и уходите! Да, да, наверное!

Бедная немка не рада была, что допустила этот разговор.

Тихая и кроткая, она не любила историй и теперь раскаивалась в том, что посвятила пылких девочек в тайну своего ухода из института.

А девочки волновались, кричали, окружили фрейлейн, целовали ее по очереди и даже по нескольку сразу, так что чуть не задушили, одним словом – всячески старались выразить искреннюю привязанность своих горячих сердечек.

Растроганная и напуганная этими шумными проявлениями любви, Кис-Кис кое-как уговорила нас успокоиться.

Весь остаток дня мы всеми способами старались развлечь нашу любимицу. Мы не отходили от нее ни на шаг, рано выучили все уроки и безошибочно, за некоторым разве исключением, ответили их дежурной пепиньерке, и наконец, тесно обступив кафедру, старались своими незатейливыми детскими разговорами занять и рассмешить нашу любимую немочку. Краснушка, самая талантливая в подражании, изобразила в лицах, как каждая из нас выходит отвечать уроки, и добилась того, что фрейлейн смеялась вместе с нами.

Придя в дортуар, мы поскорее улеглись в постели, чтобы дать отдых нашей любимице. Газ был спущен раньше обыкновенного, и ничем ненарушимая тишина воцарилась в дортуаре.

Утром держали совет всем классом и после долгих споров решили: 1) изводить всячески Пугача, не боясь наказаний; 2) идти в случае чего к начальнице и просить не отпускать Fr"aulein; 3) сделать любимой немочке по подписке подарок.

К исполнению последнего решения было приступлено немедленно. Распорядителем-казначеем по покупке подарка выбрали Краснушку, славившуюся у нас знанием счета.

В следующий же прием все посещаемые родными седьмушки выпросили у своих родных денег, кто рубль, кто двадцать – тридцать копеек, каждая сколько могла, и отдали эти деньги Краснушке на хранение.

Краснушка тщательно пересмотрела, пересчитала серебро и уложила в большой ящик от печенья, на крышке которого она старательно вывела самыми красивыми буквами: «Касса».

– А как же я дам денег? Присланные мне мамой десять рублей находятся у Fr"aulein. – искренно взволновалась я.

– Ты, Людочка, не беспокойся, – ласково проговорила княжна (она уже давно заменила данное мне ею же прозвище ласкательным именем). – У меня еще много своих денег у Пугача. Завтра спрошу себе и тебе.

– А если она спросит, зачем?

– Тогда я прямо скажу, что мы собираем на подарок Fr"aulein.

– Ай да молодец, Нина! Ужели так и скажешь? – восторгались наши.

– Так и скажу, ведь я ненавижу Пугача! Воображаю, как она озлится, когда узнает, что мы все за нашу немку.

И, действительно, в французское дежурство Джаваха смело подошла просить из своих денег, отданных на попечение Арно, три рубля.