– Оставь себе гребаную тачку.

Это были ее последние слова.

Я стоял посреди внезапно затихшей и пустой комнаты, лампочка без абажура светила слишком ярко. Через открытую дверь веяло ночной прохладой, ветер принес что-то к моим ногам. Я поднял – мятый кусок бумаги с моим именем – извещение о покупке машины. Мне стало дурно.

Глава третья

Я посмотрел на часы. Было уже поздно идти на работу. Круто. Я и не собирался, у меня имелась уважительная причина – смерть члена семьи.

Смерть. Ее смерть.

Как далеко она зашла? Сколько времени прошло между нашей дракой и ее смертью? Когда ей вспороли живот? Может совсем немного, может ее выпотрошили той же ночью через час или полчаса после того, как она рассерженная убежала из дома. Но тело в парке лежало явно не восемь дней.

Если бы ее убили прошлой ночью, и полиция обнаружила меня, все бы сильно усложнилось – у меня не было бы алиби, я бы не смог доказать, чем занимался после работы.

В морозилке стояли банки из-под бисквита, в них лежали блестящие упаковки и коричневые флаконы с таблетками. Карен получила их один или два месяца назад, убирала мусор в комнате, где доктора из Сан-Диего проводили холостяцкую вечеринку. Куча различных антидепрессантов, но все просроченные. Однако они все еще хорошо действовали. Я проглотил двадцать миллиграмм Валиума. Я думал, не позвонить ли в «Донат Хейвен». Но мне не хотелось объяснять им, почему не пришел – лучше посидеть с пивом и посмотреть утренние передачи по телевизору. Подождать, пока не накроет Бензодиазепин. А потом просто улететь…

Я вспоминал увиденное в парке. И то, как Карен ушла из дома. Совпадение это, или знак? Меня раздирали противоречивые чувства. Погибла бы она, если бы я тогда не вышел из себя?

Наверное, придется признать, что частично виноват – но я был лишь звеном цепи. Я выгнал Карен из квартиры, а погибла она уже потом. Но я выставил ее за плохие поступки, а она, в свою очередь, совершила их из-за тяжелой жизни, которую вела с детства. Если брать в расчет все события, нельзя сказать, что это целиком моя вина. Но мы оба сыграли свои роли, и каждая несла частичку вины.

Но за всеми этими пространными рассуждениями о вине скрывались обычные переживания. День раскочегаривался все больше, а мне хотелось лишь валяться на диване в заставленной мебелью квартире. Суетливые, целеустремленные калифорнийцы болтали и смеялись, я слышал их смешки и бормотания там, внизу. Не могу сказать, меня целиком охватило горе. Это был скорее шок, вызванный ужасной смертью близкого человека, и, конечно, мой собственный страх. Я боялся снова остаться один в этом городе. Но чувство невосполнимой потери? Нет.

Однако я испытывал и чувство облегчения. Звучит мерзко, но это было так – отвратительный голос правды кричал о том, что наконец я могу снова почувствовать себя мужчиной. Пришлось пойти на отвратительный компромисс: подождать, пока не придет равнодушное состояние и я пойму, что эти неполноценные отношения закончились. Становилось немного легче.

Но чем больше мне хотелось купаться в этом предательском чувстве, тем больше я вспоминал последний жест Карен. Именно из-за него не пропадало чувство вины. Будь она просто циничной сукой, было бы проще. Но мое имя, вписанное в документы на машину, посеяло сомнения в ее циничности, и рушило любые оправдания моей жестокости.

Я пытался выдавить из себя хотя бы немного подходящих эмоций, хотя бы слезы или всхлипы. Но я только сидел и жалел себя. Я ждал, когда начнут действовать таблетки и выключат все эмоции.

На следующее утро я проснулся вялым, Валиум давал о себе знать. Мое состояние изменилось. Следующую таблетку мне следовало принять примерно в десять часов, но мне хватило и одной. Весь я провел в «самоволке», я не знал, чем себя занять эти двадцать четыре часа. За это время моя голова освободилась ото всех мыслей, скопившихся за все время, проведенное мной в Лос-Анджелесе. Я ничего не чувствовал и не хотел делать.

Я не занавешивал окна, лучи света освещали всю комнату. Солнце Калифорнии, настоящий бренд – ему завидовал весь мир. Океан, новые крутые тачки, деньги. И, конечно, особая энергетика, созданная миллионами обитателей прибрежных районов, которые были уверены, что способны на все. Я чувствовал себя псом, который пытался втереть эту энергию в себя, катаясь по земле. Впрочем, пахло от меня не лучше, чем от собаки.

Я закурил и пошел к холодильнику. На другой стороне улицы, на балконе сидела девушка. Она легко могла увидеть меня голого через окно на кухне, но мне было наплевать. Я взглянул на нее. Девушка сидела в купальном костюме и солнцезащитных очках. У нее были красивые руки, ноги и лицо, а киска наверняка, уже намокла от возбуждения. Но наделять этот кусок мяса чем-то личным или значимым казалось мне пустой тратой времени. Спустя мгновение, я уже едва видел ее среди кирпичных стен и облупившихся лестничных перил.

Я вернулся в кровать с парой банок пива в руках. Снаружи люди бродили по пляжу, сидели в кафе, попивая сок и свежий кофе, любовались восходом и тусовались. На хуй их всех. Даже если этим утром Калифорния со всем ее энтузиазмом провалилась бы в океан, мне было наплевать.

Однажды я тоже заразился этим солнечным оптимизмом. Думал, пока у тебя есть работа, ты усердно трудишься и не переходишь дорогу полиции, у тебя есть возможность жить полноценной жизнью. Шанс на достойные отношения, дом в хорошем месте, машину, случайный выходной…Не как шишка кинобизнеса, конечно, но такая жизнь способна защитить от холодных ветров этого мира – своего рода приз начального уровня, возможность играть по правилам элиты.