– Василий! – позвал Алексей. – Меня ищешь?

– А кого еще? – обернулся Василий. – Вечер добрый. Собрался куда?

– Да к друзьям отмечать.

– Далеко?

– В Москву.

– Серьезно затарился, – с уважением протянул Василий, разглядывая запасы в багажнике.

– Ну так ведь Новый год, – пояснил Алексей.

– Ясное дело, – согласился Василий. – Ты не волнуйся, я за домом присмотрю.

– У меня брать нечего.

– Кому надо – найдут. А не найдут – так без дела разворотят.

– Да кому у нас тут надо.

– И то верно, пока некому, – согласился Василий. – Когда вернешься?

– Через пару дней.

– Дело хорошее, а то ты все один и один. Молодой вроде еще мужик.

– А может, уже и не один, – ответил Алексей, выпроваживая соседа, который про хозяйку в доме заводил разговор не в первый раз.

– Приглядел кого? – спросил Василий из-за калитки.

– Может, и приглядел.

– Так не тяни. С суженой отмечаешь? – любопытствовал Василий.

– Может, и с ней, – ответил Алексей уклончиво.

Врать напрямую он не умел.

– Эка смутился. Вижу, что с суженой, – решил сосед для себя. – Там все и порешите. Новый год – новая жизнь.

– Может, и так, – спешно согласился Алексей и скрылся от настойчивых расспросов в дом.

Там лежал костюм Деда Мороза и мешок с подарками – роль деда из Великого Устюга Алексей исполнял много лет подряд. Когда Алексей переоделся, Василия у калитки уже не было.

Алексей завел мотор и осторожно стал пробираться по деревенской улице. Снег здесь расчищали нерегулярно, но, планируя выезд, Алексей договорился с трактористом, и тот расчистил дорогу ровно на ширину ковша. В свете фар Алексей снова увидел Василия – тот стоял посередине пути.

– Чего, Василий? – Алексей открыл водительское стекло.

– Да вот пожелать доброй дороги.

– Спасибо, Василий.

– И еще, подарок, – Василий протянул в водительское окно бархатный футляр: тяжелый, пыльный, с золотыми вензелями на вытершихся углах.

– Да ни к чему, Василий.

– Как – ни к чему? – обиделся Василий. – Новый год все-таки, нехорошо без презента.

– Мне презент?

– До свадьбы сбережешь. Ты же жениться собрался.

Алексей пожалел о своей лжи:

– Я сказал, что подумаю.

– Ну вот и я говорю: подумай, – позволил сосед, коробки не отпуская.

– Спасибо, Василий.

– И тебя пусть спасет. А презент знатный, еще от отца.

– А отец твой жив еще, Василий?

– Чудной ты человек, Алексей, иначе быть не может. Но я тебе про другое. – Василий футляр придерживал и, похоже, намеревался завести длинную беседу.

– Спасибо, Василий, мне пора ехать.

– Езжай, езжай. Алексей. А то я и говорю, что без подарка на Новый год нехорошо.

Алексей сообразил, чего ждет сосед. Пришлось вылезать из машины, пробираться к багажнику, зачерпнув в сапог снега, и при свете тусклой лампы разыскивать в ящике бутылку чего попроще. Бутылка сразу же утонула в огромном кармане галифе Василия, как будто ее и не было.

– Спасибо, Алексей, давай подтолкну.

– С праздником, Василий. Думаю, я сам смогу.

– Когда-нибудь да сможешь. Садись за руль, принимай потихонечку.

Алексей перегазовал, колеса джипа вырыли в снегу аккуратные ямки, и выбраться из них машина не могла, пока Василий не подналег сзади и враскачку, наваливаясь на счет «три», не вытолкал автомобиль на плотный снег.

Алексей встретил ее за пять часов до Нового года, в Волоколамске, в очереди в бакалею. Очередь чудесным образом подобралась из прошлой эпохи – сердитые мамаши с повисшими на руках детьми, похмельный работяга с зажатыми в кулаке купюрами, дородная дама со сросшимися аж у середины носа бровями. Стояли плотно, прижавшись друг к другу, уткнувшись обмерзшими носами в вытертые меховые воротники. Заскучавшие дети возились, пихали шапочными помпонами дородные зады сплотившихся в очереди домохозяек. За одну из подобных тыловых атак чуть не схлопотал по грустному лицу работяга, стоявший непосредственно после дамы, задетой за живое. Оскорбленная мадам энергично развернулась к обидчику, воинственно освободила от связки пакетов правую руку, но, рассмотрев сведенное похмельной мукой лицо, остыла. Не найдя на подозреваемом обручального кольца, даже припудрила лицо улыбкой.

Удерживая дистанцию, за пролетарием стояла девушка, в которую Бальшаков был влюблен уже минут восемь. Очень воздушная девушка, как, наверное, все девушки, слепленные из ворсинок: неспокойных ворсинок мехового воротника, широко расклешенных ворсинок ресниц, медового ворса над верхней губой. Женщина ответила на звонок. Алексей подслушал имя.

С тревогой наблюдал, как Ольга заболталась и выпала из очереди. Стоявшая следом бровастая дама сразу же рванула вперед и закрыла брешь в линии обороны прилавка. Ольга пристроилась к боку пролетария, и тот на всякий случай переложил купюру в дальнюю руку. Когда очередь перетопталась еще на шаг, Ольга попыталась втиснуть плечо между недоверчивым мужчиной и бровями. Тетка с бровями действовала решительно и с силой расплющила свой бюст о спину работяги. Тот на наезд сзади отозвался легкой мечтательностью лица.