слепую яркость точных, веских слов.

Климена

Какая сила гонит, нудит, мутит,

каких страстей здесь делается дело,

что дышит, выговаривает гимны,

течет слезами, падает на землю?

Бог? Как не так: иные злые духи

их ум переворачивают; боги

безмолвные и ясные, вселенский

их холод вечный легкой пеленой

туманит выси вышние. О боги,

вам служат в храмах медленных, высоких

усталые жрецы, вам жертву можно

нетрудную поУтру принести,

вся ваша мощь наглядна, величава.

А это что? Опомнитесь, подруги,

оставьте!

Тиресий

Не старайся: что ты им

предложишь, раз попробовавшим хмель?

Смерть легкую, короткую и жизнь

за смертной сенью новую, чужую,

зовущую? Что ты предложишь им?

Климена

Все это ложь.

Тиресий

Им ложь милее правды,

но это – правда, в мире много правд

одна другой не хуже, ни одна

не стоит, так что все другие прочь.

Ты будь сама собой: лелей свой долг

и строгость сохраняй – лишь иногда

в урочный час сойди к ним в хоровод,

почувствуй прелесть нежную, отринь

на день, на ночь привычное, гуляй

с подругами – они потом тебя

любить сильнее будут. Ты горда,

ты царственна, прекрасна, неприступна,

но можешь иногда в безумный пляс

удариться, да так, что страшно будет

всем им и за тебя, и за себя;

всех перепляшешь, всех ты перепьешь,

чтоб тем надменней в выси удалиться

своей судьбы – холодной, ярой, царской.

Климена

Все это ложь, игра воображенья,

нелепые, пустые оправданья

заблудших душ, и нет такого бога,

который примет это за служенье.

Рассказывай, ищи другие уши!

Тиресий

Есть разум, есть предания, есть жречество,

но есть и то, что в эти не вмещается

границы, – только чувствовать, угадывать

нам остается, ждать еще, надеяться.

Есть тайное, и есть потустороннее,

есть то, что мимо разума, – звериное;

божественное – то, что выше разума.

Климена

Вполне они насытили звериную

свою тупую алчность, а божественность

лишь только слово, слово неразумное,

а есть она, а нет – никем не знаемо.

Божественное им, ага, священное!

Тиресий

Здесь им видней, здесь чувствуют – не мудрствуют,

их место, время их; их тверже слово здесь

любого твоего, их время, место их.

Иди за ними – дух зовет, прислушайся;

твое все при тебе – иди чужого взять.

ЭКСОД 2

СТРОФА 1

Ты наша, ты с нами пляши, веселись,

оставь на потом причитанья и боль;

что было, что будет – сольется в одной

уемистой чаше благого вина.

СТРОФА 2

Ты наша, царевна, надежда, краса!

Ликуй, молодая, тебе отдадим

венок, и наряды, и первый глоток,

твое утверждающий равенство здесь.

Климена

Светла моя печаль, жирна печаль,

горит огнем на жертвеннике малом,

и бог следит за ней, светла печаль;

отчетливость, надменность, красота,

бег плавных линий, их переплетенье,

преображенье – станет красота

свободной, чистой, вечной, легкой, страшной,

Афине ясноокой посвященной.

Светла моя печаль, и голос звонок.

До неба голубого, до хрустальной

холодной вижу выси олимпийской –

светла моя печаль, ясна печаль.

Тиресий

Вакх жив,

бог трав,

бог-смех,

бог-страх.

Здесь Вакх

свет яр –

там Вакх

тайн вождь.

Внемль, Вакх,

глас мой:

я, наг,

зрю смерть.

СТРОФА 2

Олимпийские боги живы,

прав их закон железный,

охватывающий едино

смертное и живое.