К кладбищу я подошла в последних лучах солнца. Оно заливало кресты оранжевым сиянием, заставляя железо пылать. Здесь, на окраине, по соседству с подступающим лесом — еще не заповедным, но уже густым — холод ощущался сильнее. Легкий в деревне ветерок гулял по пустой дороге, заставляя меня ежиться. Поэтому на кладбище я вошла с радостью, укрывшись среди памятников. Людей не было, часовня у входа зияла темными окнами — молодой попик не доходил сюда, даже опавшие листья на крыльце не тронуты. Не удивлюсь, если моя бабка была здесь последней. Откровенно томясь перспективой прослыть гробокопательницей, я с трудом открыла дверь в часовню (ржавые петли заскрежетали и едва не рассыпались) и шагнула в пахнущую ладаном и пылью темноту. Внутри часовня оказалась еще меньше, чем казалась снаружи — окна были глубоко утоплены в каменные, толстые стены — сейчас такие не делают, скорее всего, она еще екатерининских времен, а после просто обложили снаружи кирпичом. В самой глубине висели две потемневшие от времени иконы — разглядеть, кто именно на них изображен возможным не представлялось, но едва я приблизилась (довольно беспечно, надо сказать), чтобы рассмотреть их получше, как лицо опалило нестерпимым жаром, заставив с воплем шарахнуться обратно к дверям. Изумленно выдохнув, я застыла, прижавшись лопатками к холодным дверям. Святые! Святые иконы! Черт возьми, не думала, что когда-нибудь встречу хоть что-то подобное. Восхищение во мне боролось с опасением и страхом. Нервно ощупав себя и обнаружив ресницы и брови на месте, я откашлялась, все еще чувствуя в горле огонь. Сомнений в том, что, окажись я чуть ближе и остались бы от оборотня одни уголечки, не возникло. Охваченная каким-то священным трепетом, я сделала шаг вперед, нервно вытерла вспотевшие несмотря на холод ладони и протянула руку в сторону иконы. Кончики пальцев начало жечь, когда расстояние сократилось до метра.

— Зараза, — пробормотала я, тряся обожженными пальцами. — Откуда ты тут взялась?

Пораженно бухнувшись на рассохшуюся скамью (в воздух взметнулось облачко пыли), я уставилась на одну единственную свечу в кандиле. Ее давно потухший огарок сиротливо смотрелся в большом подсвечнике.

Ну не бабка же свечи ставила? Хотя могла бы — кандило находилось более, чем в метре от икон. Только вот я еще не встречала воцерковленного оборотня. Не потому, что мы злые или в бога не верим. Как не верить, когда ты регулярно обрастаешь шерстью и можешь сгореть от прикосновения к иконе? Просто святости в мире все меньше — я вот вообще впервые столкнулась.

Под ногами брякнула лопата, заставив меня вздрогнуть и прийти в себя. Ладно, со святыми иконами разберемся позже, сейчас у нас другие заботы.

Неохотно подобрав свой "инструмент", я вышла из часовни. За потраченное на религиозные изыскания время солнце успело сесть — небо окрасилось в сиренево-синие угасающие тона и земля погрузилась в полутьму.

Отлично, в такое время меня точно никто не заметит.

Решительно шагая к окраине кладбища, я старалась не думать о том, что этот факт может обернуться против меня.

Первый подкоп дался обманчиво легко — воткнув лопату до середины, я, чувствуя себя живодеркой, подняла ком земли и отбросила его в сторону. Хорошо еще, не так давно я всю траву вырвала — не приходится сейчас выдирать. А вообще странно, ведь я и тогда ничего не почувствовала, хотя провела на могиле добрых три часа. И теперь не чую — для эксперимента я зарылась голой рукой в землю и застыла, прикрыв глаза. Либо все спокойно, либо вылезло оно уже давно и обратно не возвращалось.

Тяжко вздохнув, я отряхнула руку от земли и продолжила гробокопательство.

Стемнело. Над деревней взошел узкий серп убывающего месяца — желтый, словно лимон. Под его льющимся бледным светом кладбище казалось застывшим. Если бы не одна сгорбленная фигура, с руганью выбрасывающая из разрытой могилы комья земли. На кресте, словно на вешалке, повисла куртка. Любопытные вороны расселись рядочком вдоль оградки и изредка прикаркивали, словно поторапливая.

До гроба осталось совсем чуть-чуть — я уже чувствовала, как земля прогибается под моими ногами и заработала усерднее. Пот лил градом — кофта вымокла насквозь, джинсы стали черными от грязи, не говоря уже о лице и руках. Я зарычала от злости — если бросить теперь, сил начать снова у меня не хватит, а ведь нужно еще привести все в порядок, чтобы сторож (буде таковой имеется) утром ничего не заметил.

Наконец, когда я была уже готова плюнуть и рухнуть, кончик лопаты тюкнул обо что-то твердое.

— Наконец-то.

Отбросив ненужную лопату, я руками разгребла остатки земли, убедилась, что гроб деревянный и откинула подгнившую крышку.

В гробу лежали кости.

Если кто-то сейчас удивляется, с какой стати я обращаю на это внимание, хочу напомнить, что человеческому телу требуется гораздо больше одного года, чтобы плоть истлела и обнажила скелет. И уж тем более, вы никогда не найдете в могиле голый костяк без признаков кожи, мяса или хотя бы клочков одежды.

Эти кости выглядели так, словно их сняли с постамента в музее — белые, абсолютно чистые. Лежащие ровно, словно их укладывали уже после того, как гроб опустили в землю. Присев на корточки, я прихватила скелет за ногу и присмотрелась. На костях ощущались сходящиеся к низу бороздки — такие остаются, когда мы кусаем кусок мяса и попадаем зубами на кость.

Меня пробрало холодом до самых печенок. Внезапно послышался какой-то шорох, а я поняла, что стою в могиле на глубине двух метров — в яме, где даже защититься нормально не получится. Торопливо выкарабкавшись оттуда, я подозрительно огляделась, но шуршать могло что угодно — поднявшийся ветер шевелил сухие листья деревьев, раскачивал жесткие стебли осоки, заставлял ворон зябко переступать лапами по забору, недовольно клокоча. Меня это мало успокоило — резкие чернильные тени не давали увидеть, что находится за крестами или памятниками, не говоря уже о подступающем лесе. Нервно выдохнув, я, лопатками чувствуя подступающую опасность, принялась закапывать могилу, продолжая прислушиваться к каждому звуку.

Бабки в могиле не было — это и ежу понятно. Даже при похоронах не было — иначе запах тления я бы учуяла, он так просто не выветривается. А значит, кости положили в гроб осознанно и кто-то наверняка об этом знал. Кто?

Участковый знал совершенно точно — иначе не пытался предупредить таким дурацким способом. Чьи это кости? Я очень надеялась, что не покойной бабки, иначе получается, что она умерла задолго до того, как ее похоронили. И кто-то СЬЕЛ ее…

Меня затошнило. Великие боги, что творится в этой деревне?! Даже оборотню покоя нет. Ведьмы, кишащий тварями заповедник, съеденные оборотни!